Дальше по стенам были развешаны картины, на которых в основном изображалось препарирование трупов и операции. Люди на них казались ненастоящими. В колбах плавали какие-то не вполне сформированные органы. В некоторых шкафах стояли восковые модели. Одна из них представляла собой лицо, половина которого, лишенная кожи, демонстрировала сложную систему мышц; другая модель изображала деформированную руку. Группа скелетов склонилась над раскрытой книгой по анатомии, которая, по-видимому, была столь интересной, что, даже будучи мертвыми, они не могли от нее оторваться. Таниэль слонялся среди шкафов, наклоняясь, чтобы заглянуть внутрь, но не притрагиваясь к стеклу, чтобы не пачкать его следами от своих пальцев. В больнице его в основном отмыли от сажи, но она прочно въелась в мельчайшие линии на кончиках пальцев.

Таниэль был доволен тем, что забрел на галерею с ее странными экспонатами. Они помогали ему отвлечься от мыслей об операции. Ему хотелось знать, что это была за операция. Если она серьезная, они наверняка используют хлороформ. Хлороформ, конечно, лучше, чем большой стакан виски, но Таниэлю мало что было о нем известно, не считая того, что муж Аннабел умер под хлороформом. Он убивает некоторых людей, вызывая у них аллергическую реакцию, и никто не знает почему.

Таниэль сел на пол рядом со шкафом со странными близнецами, стараясь ни о чем не думать. Лучше всего это у него получалось, когда он считал про себя. Примерно после каждых девяти сотен звон колоколов с городских колоколен отмечал, что прошло еще четверть часа. Ближе к половине второго на галерею пришел врач и поднял его с пола за локоть, полагая, что он откуда-то сбежал. Таниэль пытался убедить его, что это не так, но врач был неумолим и велел ему покинуть больницу.

Поначалу, после долгого неподвижного сидения на полу галереи, Таниэлю показалось, что снаружи невыносимо холодно. Походив вокруг больницы, он почувствовал себя лучше. Снег смыло вчерашней грозой, но лужи замерзли, и улицу наполнил хруст ломающегося под ботинками и колесами льда. Пока Таниэль ждал назначенного часа, у дверей больницы собралась небольшая толпа посетителей; в руках у них были булки с тмином, фрукты, а у некоторых – спрятанные в карманах маленькие бутылочки с джином. В три часа толстый санитар распахнул двойные двери и встал между ними, пропуская людей внутрь. Завидев выпирающий из-под пальто подозрительный предмет, он выхватывал его из кармана у неудачливого посетителя и выкладывал свою добычу на стоящий сбоку столик. На его лице отразилось разочарование, когда, ощупав карманы Таниэля, он не нашел ничего, кроме часов, которые, несмотря ни на что, не были сломаны. Таниэль видел, как он отнял яблоко у какой-то старухи. Ему было непонятно, почему в больницу нельзя приносить еду, но он слишком устал, чтобы спрашивать.

Снова отыскав палату для евреев, он почти сразу увидел Мори, который все еще спал. Врач рядом с ним делал записи в листке, прикрепленном в ногах кровати.

– Вы его родственник? – спросил он, скептически оглядев Таниэля.

– Да, я его кузен, он наполовину англичанин. Он поправится?

– Да, – ответил врач. – Это, черт побери, какое-то чудо! Он, по всей видимости, упал с крыши. На ладонях у него содрана кожа, скорей всего, он за что-то ухватился. Его нашли на земле у входа в здание. Просто поразительно, как ему повезло. Мы оставим его сегодня на ночь, чтобы он как следует пришел в себя после хлороформа. Если он не проснется через час, скажите дежурной сестре.

Таниэль кивнул и сел на деревянный стул возле кровати; он огляделся вокруг в поисках газеты, однако ничего не нашел. Здесь не любили, чтобы посетители задерживались надолго. Таниэль, обхватив голову руками, уперся локтями в матрас и закрыл глаза, вслушиваясь в окружающие звуки. Шипя, вспыхивали лампы, иногда звонили колокола. Половина четвертого, четыре, половина пятого. Дважды рядом с ним останавливались чьи-то шаги, но никто не просил его уйти.

Холодная рука притронулась к его волосам.

– Вы спите?

Таниэль резко выпрямился.

– Вы проснулись! О боже, хирург намекал, что вы можете умереть от наркоза…

– Не преувеличивайте, – сказал Мори, слабо улыбаясь.

– Я не преувеличиваю!

– У меня нет аллергии на хлороформ, у меня нет аллергии ни на что, кроме всякого рода продуктов с добавлением желтой лакрицы, но их еще не изобрели.

Отведя его руку, Таниэль коснулся бинтов, выглядывавших из-под его больничной рубахи.

– Что они с вами делали?

– Вынули из меня несколько осколков, только и всего.

Таниэль окинул его долгим изучающим взглядом.

– Понятно, – сказал он наконец, – теперь мы, по крайней мере, знаем, почему вы боитесь высоты.

Мори расплылся в улыбке. Морщинки вокруг его глаз стали глубже, из-за этого он выглядел фотографией молодого человека, смятой, но потом аккуратно разглаженной, так что от старых изломов остались лишь призрачные линии. Таниэль прикрыл одеялом его руку. Из-за открытых окон в палате было холодно.

– Что, черт побери, вы делали? – спросил Таниэль. – Грэйс всего лишь проехала на метро, а потом поднялась в квартиру Мацумото, чтобы посмотреть фейерверк после оперетты. Почему вы не могли просто связать Юки и спрятать его куда-нибудь до тех пор, пока не уедет Ито? Юки выстрелил в него еще до взрыва, и это не говоря о самом взрыве; объясните мне, бога ради, как вы могли допустить, чтобы бомба вообще была? Неужели вы об этом не знали?

– Это было так неправдоподобно, что я не смог даже вспомнить, почему боюсь высоты.

– Но почему?! Почему это было неправдоподобно? Даже я предвидел, что это произойдет, хотя совсем не умею видеть будущее. Юки с самого начала собирался это сделать!

Мори с трудом сел в постели.

– Не думаю, чтобы это был Юки.

– Почему?

– Потому что, если бы у него были такие намерения, я бы сделал что-нибудь более полезное вместо того, чтобы падать с крыши.

– Мори, вы… до этого вы упали в метро на рельсы, вы мне рассказывали об этом. Вы повредили лодыжку, и из-за этого не успели появиться в оперетте до всех этих событий. Он принял решение и выполнил его еще до того, как вы дошли до ворот деревни, не говоря уже о том…

Он замолчал, потому что Мори, перебив его, заговорил сам.

– Для меня нет необходимости лично присутствовать, чтобы остановить чьи-то действия. Если б это был Юки, то при первой же его мысли что-нибудь сделать у него на пути встало бы некое препятствие. И я не стал бы объяснять произошедшее тем, что свалился куда-то в темноту, я не настолько глуп, так мне, по крайней мере, кажется.

– Конечно же нет. Я оказался там, чтобы не дать ему убить Ито.

– Даже это не выглядит для меня правдоподобным объяснением. Я не думаю… – он покачал головой. – Мне так стыдно. Сам не знаю, о чем я думал.

– Мне все равно. Главное, что вы живы.