В облаке пара появился поезд, его остановка была очень краткой. Не успела дверь вагона закрыться за спиной последнего вошедшего внутрь человека, как из клубов пара вырвался свисток, и колеса вздрогнули. Клерки – все пассажиры с виду были похожи на клерков – уткнулись в свои газеты, читая их в скудном свете ламп. Некоторые кашляли. Никто не смотрел на Грэйс, но мужчины слегка подвинулись, чтобы освободить для нее место с краю от одного из маленьких столиков. Она была единственной женщиной во всем вагоне. Не уверенная, что сможет поймать свой последний пенни, если поезд качнет на повороте, Грэйс раскрутила его на столе. Поначалу монетка вращалась так быстро, что ее торец стал почти неразличим, превратившись в поверхность медного шарика. Замедляясь, пенни начал описывать более широкие круги и, наконец, упал. Орел. Ей надо выйти на следующей станции, неважно на какой.

Прошло две минуты, потом пять, затем они остановились в туннеле, чтобы пропустить другой поезд. Она слишком поздно сообразила, что следующей станцией будет «Виктория», на которой наверху и под землей перекрещивалась дюжина линий. Они прождали следующие пять минут. Она ущипнула себя за руку, не веря, что из-за собственной глупости раскрутила монетку, едва войдя в вагон. Ей нужно было подождать до тех пор, пока поезд не остановится. Она только что подарила Мори не менее десяти минут, чтобы успеть оказаться на станции прежде нее, а если сейчас она решит не выходить, он все равно будет знать, на какой она линии, в случае, если он сейчас находится на расстоянии десяти минут от «Виктории» и помнит о том, что у него был шанс встретить ее здесь.

Грэйс уже почти решила, что единственным выходом для нее будет поделить шансы пополам и снова бросить монетку уже на станции, но тут же поняла, что все-таки лучше выйти там, где она собиралась. К настоящему моменту Мори уже должно быть известно, что происходит, он знает, что кто-то бросает монету или кубик. Это была маскировка. Она подбросила монетку, и поэтому тот факт, что она решала выйти на «Виктории», не выглядел ее собственным решением, это было решение ехать до станции, указанной монеткой. Если Мори находится где-то поблизости, он скоро будет здесь, и если он ее увидит, то последует за ней. На станции с таким причудливым переплетением туннелей это, на самом деле, совсем неплохо. Она передвинула чемоданчик у себя на коленях и стала думать об овечке, чтобы не думать о Катцу; ей казалось, что в мозгу у нее вращаются шестеренки.

«Виктория». От наземных путей пахнуло холодом. Вглядываясь в толпу, Грэйс плотнее закуталась в позаимствованное у Таниэля пальто. Платформу, как и на всех виденных ею до сих пор станциях, освещали лампы в виде больших шаров, свисающих с потолка на цепях, сквозь замерзшее стекло их призрачное свечение казалось зловещим. Серого пальто нигде не было видно. Грэйс прошлась вдоль платформы, поглядывая на камеру хранения, расположенную позади кассы, к ней снизу вела лестница. Для того чтобы спуститься к платформам, всем пассажирам надо было проходить мимо нее. Через распахнутые двери Грэйс рассмотрела это довольно большое помещение. Все здесь сверкало новизной: свежепокрашенные двери и стены, полки для багажа, круглые лампы. Заложенная Кланом-на-Гэль бомба взорвалась здесь в феврале, и железнодорожная компания, очевидно, только недавно закончила ремонт. Толпа, включавшая половину государственных служащих страны, текла мимо нее, направляясь в Уайтхолл.

Вглядываясь в поток черных пальто и черных шляп, в бесконечное множество похожих, как близнецы, мужчин, Грэйс подумала о том, как хорошо было бы вообще исчезнуть. Это было бы нетрудно. Она может отправиться в Париж и найти Мацумото. Ей только надо будет научиться сходить с ума от балерин.

Грэйс потерла глаз кулаком. В Париже у нее не будет лаборатории. Здесь ее тоже не будет, если только она не выполнит задуманное. И Таниэль: Таниэля там тоже не будет. Уже очень скоро он превратится из человека в механическую копию человека, искусно наделенную человеческими чертами. Она чувствовала себя опустошенной оттого, что он сам отказывался это понять. Как будто она вслушивалась в хрип в легких больного туберкулезом, который убежден, что у него всего-навсего простуда. Таниэль был хорошим и добрым, но он должен исчезнуть, как и многое другое.

Среди моря черных пальто вспыхнуло серое. Мори стоял на платформе между двумя путями, медленно поворачиваясь и оглядывая пространство в поисках Грэйс. Ощущая вкус меди во рту, Грэйс, не двигаясь с места, ждала, пока он заметит ее, затем, быстро помахав ему рукой, нырнула в толпу клерков, все они были выше ее ростом. Она посмотрела вниз на рельсы, где резвились две жирные крысы. Отметив отсутствие потока горячего воздуха, возвещающего о скором прибытии поезда, не давая себе времени на размышления, Грэйс, переступив через отделяющий рельсы от платформы невысокий бордюр, вбежала в туннель.

Внутри туннеля не было фонарей, но впереди, за поворотом сверху пробивались узкие светящиеся линии. Это был свет, просачивавшийся в туннель через вентиляционные решетки на мостовой. Грэйс медленно двигалась вдоль путей, напряженно прислушиваясь, не раздастся ли вдалеке грохот приближающегося поезда или звук шагов позади нее. Когда она огибала следующий поворот, мимо промчался поезд. Она прижалась к стене, и ее обожгло волной горячего воздуха. Туннель заволокло паром, который долго рассеивался после того, как поезд исчез из виду. Грэйс закашлялась, чувствуя в горле раздражающий налет сажи. Через вентиляционную решетку до нее донесся взрыв смеха. Глядя вверх, она пыталась понять, в какой момент в ее жизни появилась неизбежность, в результате которой она сегодня оказалась в этом туннеле, убегая от мужчины, которому никто, будучи в здравом рассудке, не решился бы бросить вызов. Она со все большей определенностью понимала, что этим поворотным событием стал момент, когда, отступив от стола с рулеткой, она наткнулась на Таниэля. Однако более важным был вопрос о том, что ей делать сейчас. Наверное, надо, полагаясь на удачу, вернуться по путям обратно к Вестминстеру. Если она встретит Мори… она больно ударила кулаком в стену, чтобы перестать думать и делать планы. Вокруг нее эхом раскатился нелепый смех. Грэйс вздрогнула прежде, чем осознала, что смеялась она сама. Любому кретину известно, что бежать куда-то вслепую, ни о чем не думая, – идиотизм, но думать сейчас было намного опаснее. Она постаралась, не размышляя, отдаться панике и отбросить в сторону логику, потому что только это сможет спасти ее, если ее путь пересечется с Мори.

Миновав вентиляционную решетку, Грэйс вновь оказалась в полной темноте. Она шла, держась рукой за стену, шершавую от многолетнего налета сажи. Когда мимо снова пронесся поезд, в краткой вспышке света она увидела, что от дыма все вокруг окрашено в непроницаемо черный цвет. Грэйс запнулась обо что-то, не зная, что это было, но, когда она остановилась, то услышала, как это нечто зашаркало прочь. Глубоко вдохнув, она снова пустилась в путь, чувствуя, что задыхается. Жесткий угол чемодана бил ее по ноге. Катцу был тяжелый.

Стена туннеля внезапно оборвалась.

Грэйс сделала шаг назад и снова нащупала стену, но она под острым углом поворачивала в том направлении, откуда Грэйс только что пришла. Она долго стояла на месте, прежде чем решилась со всей возможной скоростью пересечь пути. Противоположная стена уходила вперед. Она подошла к развилке, к которой ее привела верхняя левая линия. Внезапно она поняла, что заблудилась. Она была не в состоянии мысленно представить ясную схему линий метро и не могла вспомнить, присоединяется ли еще одна линия к той, где она сейчас находится, между «Викторией» и «Вестминстером». В состоянии медленно охватывающей ее новой, настоящей, а не придуманной паники, она осознала, что пути, по которым она идет, давно разделились надвое на противоположной стороне, чего она даже не заметила, и что, вместо того чтобы двигаться по направлению к «Вестминстеру», она идет либо по новому, еще не достроенному и заканчивающемуся тупиком туннелю, либо по одной из старых заброшенных линий, где не будет ни поездов, ни рабочих, которые могли бы вывести ее отсюда.