Стратегия защиты

Ария решил «побороться за 103-ю». Он начал свою речь так: «Суд возложил на меня обязанность защиты по делу, где эта задача представляет исключительную трудность. Сына обвиняют в убийстве родителей, самых близких ему людей. Если это верно, то вправе ли кто-то защищать его в деле, где само слово «защита» звучит кощунственно? Покойный Борис Семенович был доброжелательным человеком и умным адвокатом. Я знал его. А мне нужно защищать его убийцу. Вправе ли я?»

Казалось бы, зачем это? Что суду до твоих этических переживаний? С профессиональной точки зрения все безупречно: назначен — защищай, умеешь защищать хорошо — хорошо защищай. Может быть, Ария говорил это себе? Нет, конечно, он на самом деле обращался к суду. Ему важно было настроить судей на определенную тональность, в которую он планировал перевести разговор во второй половине своего выступления.

Последовательно и убедительно Семен Львович разобрал вопрос о ролях преступников: да, инициатива исходила от Раскина, но убивал Сапронович. Эта часть речи — практически образцовая иллюстрация того, что такое «детальный разбор» для начинающих прокуроров и адвокатов. Вывод: Раскин не убивал своих родителей. Это не избавляет его от ответственности, все равно он остается организатором и соучастником убийства, но исполнитель все-таки Сапронович.

То же, по мнению Арии, касалось и «особой жестокости»: «Если мы будем оперировать мерками морали, тогда следует согласиться, что всякое убийство близкого человека свидетельствует о жестокости. Но мы — юристы, а юридический критерий более узок, чем критерий моральный. Он сформулирован в известном вам руководящем указании Верховного суда СССР и звучит так: отягчающий признак особой жестокости лишь там, где убийца проявил стремление причинить особые страдания своей жертве. Этого признака здесь нет, так как убийство, по свидетельству медиков, совершено чрезвычайно быстро. Что же касается множественности ножевых ударов, то никакого сговора о числе ударов между Раскиным и Сапроновичем не установлено, договорились убить, а как это было сделано — это уже свидетельство темной энергии, клокотавшей в Сапроновиче. В правовом плане относить это на счет Раскина нельзя».

«…Быть там, где Тамара»

На этом чисто юридическая часть окончена. Остается самое главное: мотив. Ария доказывает — Виктор Раскин организовал убийство родителей не из-за денег. Страшно сказать, но к совершению страшного преступления его подтолкнуло светлое чувство — любовь — и эгоистическое нежелание родителей признать право сына на это чувство.

«Он говорит: «Если б не Тамара, ничего этого бы не было». Обвинитель не верит в эту горестную фразу. И действительно, мы видели ее здесь, эту Тамару. Не назовешь ее красоткой. Серьезная, хрупкая и маленькая, как Джульетта. А вот полюбил, и стала она для него самой красивой, самой лучшей и самой нужной на свете. Мой коллега по защите с позиции своей разумной и рассудочной практичности спрашивает ее здесь, в суде: «А какая надобность была так рано жениться?», и с высоты своей юности, с которой далеко внизу еще остаются расчетливость и резон, она отвечает ему: «Мы любили друг друга». Для нее это исчерпывающий довод.

Юность, прекрасная горная страна чувств. Только в этой стране возможны такие ошеломляюще высокие, поражающие нас страхом и восхищением вершины, как подвиг Матросова. Но именно там возможны и такие бездонные черные провалы, как это преступление.

К сожалению, мы с вами давно ушли из этой страны и меряем все своей мерой, мерой степенных людей, у которых не чувство, а рассудок определяет возможность поступков. И быть может, потому мы не верим, что чувство способно толкнуть на такой страшный шаг, и стараемся найти резон, корысть в побудительных причинах преступления.

Он любил, и думаю, что это была не просто страсть, которую нужно утолить. Это была любовь, когда знаешь, что не просто спать, а дышать и жить дальше можно только рядом с этой женщиной и только для нее. В показаниях Раскина есть одна характерная фраза: «Мне все время хотелось быть там, где Тамара». Это очень точно сказано».

Эпилог

Вот это — Плевако. Причем не Плевако шумных успешных процессов с изрядной долей мелодраматизма, принесших ему славу «московского Златоуста» и «народного адвоката», а тех действительных вершин его адвокатского мастерства, которые мало известны широкой публике, не разошлись на апокрифические байки, но заставляют выдающихся мэтров профессии уже второе столетие почтительно привставать при упоминании его имени.

Суд снял с Раскина обвинение в убийстве из корыстных побуждений (Сапроновичу оставил, так как найденные у него деньги и квитанции из «комиссионки», куда он тут же отволок снятое с пальца убитой кольцо, красноречиво говорили сами за себя), но не стал убирать «особую жестокость». С юридической точки зрения это не очень понятно, Ария совершенно прав — не просматриваются в этом преступлении ее квалифицирующие признаки. Возможно, суд все же счел признаком таковой убийство родителей; а может, просто внутренне решил для себя, что нельзя дать подсудимому ни малейшего шанса уйти от расстрела.

Год спустя Сапроновича и Раскина расстреляли.

Адвокат Семен Ария проживет долгую жизнь, в которой будет еще немало блестящих защит, а среди своих многочисленных наград будет особенно выделять профессиональную, которой его наградят одним из первых, вскоре после ее учреждения.

Медаль имени Плевако.