Воображение Липпи и Вазари по-прежнему находилось в рамках прошлого. И все же их работы можно отнести к «лучшим» примерам художественной увлеченности иными культурами. Если говорить об искусстве, то плоды открытий были чаще всего гнилыми. В то же самое время, когда итальянские художники и писатели вступали в более близкий контакт с большим миром и интересовались обычаями и привычками других народов и религий, злобное невежество, безнадежные предубеждения и безумный фанатизм развивались с пугающей скоростью и находили выражение в более коварных формах искусства и литературы.

Флоренция, где большую часть сознательной жизни жил и работал Филиппо Липпи, была микрокосмом среды, в которой формировалось отношение к «другим», характерное для эпохи Ренессанса. Будучи одним из эпицентров международной торговли и важнейшим культурным центром, город был фокусом, притягивающим людей и товары из самых удаленных уголков известного мира. Именно здесь происходили решительные перемены, которым суждено было кардинально изменить интеллектуальную атмосферу эпохи. Но в то же время эти же факторы делали Флоренцию центром развития более неприятных аспектов межкультурного обмена.

Чтобы проиллюстрировать эту мысль, в каждой из последующих глав будет приведен пример отношения к «чужим» (евреям, мусульманам, чернокожим африканцам и представителям атлантических культур) во Флоренции примерно в тот период, когда Липпи заканчивал работу над «Алтарем Барбадори». Это позволит нам показать отношения Ренессанса с большим миром в широком контексте культуры, общества и идей. И по мере расширения горизонтов Флоренции эпохи Липпи нам станет ясно, что под цивилизованной и утонченной поверхностью современного искусства и литературы скрывалась гораздо более безобразная сторона Ренессанса.

Саломоне ди Бонавентура был процветающим и во всех отношениях выдающимся членом общества Тосканы XV в.1 На первом месте для него всегда стояла семья. Он был почтительным сыном, хорошим и заботливым мужем. он был гордым отцом и тщательно заботился об образовании и благополучии двух своих сыновей. Как любой порядочный человек того времени, Саломоне упорно трудился, чтобы его домашние ни в чем не нуждались. В 1422 г. он начал работать вместе со своим отцом и стал успешным менялой. Клиенты и партнеры уважали его за честность и цельность характера.

Саломоне работал в маленьком городке Прато, расположенном примерно в десяти милях от Флоренции. Точно в срок он выплачивал ежегодный налог в 150 флоринов во флорентийскую казну за возобновление своей лицензии. Трудился он почти без нареканий – жалоб была крайне мало. Конечно же, у него, как и у всех, были враги. Но в этом не было ничего необычного. Флоренция всегда была рассадником злобных сплетен и мелочных придирок. В торговом мире всегда существовала конкуренция, подпитываемая чувствами ревности и соперничества.

К 1439 г. Саломоне почувствовал, что дело можно расширить. Прибыль неуклонно росла. В 1430 г. он приобрел в папской канцелярии разрешение на расширение своих операций в Сан-Сеполькро, а теперь ему были нужны новые возможности. Чиновники казны уже намекали ему на то, что вскоре он сможет открыть меняльную лавку в самой Флоренции. Когда его друг, Авраам Даттили, неожиданно предложил ему создать компанию по приглашению флорентийского правительства, Саломоне сразу же согласился. Предложение было слишком хорошим, чтобы его упускать.

Судя по сохранившимся свидетельствам, Саломоне по натуре был человеком осторожным. Сознавая, что флорентийцы могут повредить ему, если он слишком явно заявит о своих амбициях, при составлении контракта он пошел на определенную хитрость – включил в контракт имена своих сыновей, а не собственное.2 И это был очень мудрый шаг. В то время меняльная деятельность строго регулировалась. Хотя сам Саломоне еще не получил разрешения для работы во Флоренции, он считал, что, управляя делом от имени сыновей, ему удастся остаться в рамках закона.

Два года все шло хорошо. Но в 1441 г. мир Саломоне неожиданно рухнул и разбился вдребезги. То, что казалось идеальной схемой, в действительности было далеко от идеала. Без какого-либо предупреждения Саломоне отправили под суд по ложному обвинению в нарушении закона. Хотя официально партнерами Даттили были его сыновья, обвинители указывали на то, что в действительности дела вел сам Саломоне. А поскольку у него не было разрешения на ростовщическую деятельность во Флоренции, то, значит, он совершал преступление. Саломоне пытался указать на то, что он никогда не действовал от собственного имени, а лишь представлял интересы сыновей. Следовательно, в его действиях нет состава преступления. Он был убежден в том, что закон победит, а опытные адвокаты сумеют отстоять его интересы. Обвинение было абсолютно ложным и не имеющим никаких реальных оснований.

Но Саломоне глубоко заблуждался.3 Его невиновность ничего не значила. Суд был фарсом с самого начала. Флорентийскому правительству необходимы были деньги, поскольку значительные суммы ушли на покупку городка Борго Сан-Сеполькро. Поскольку получить деньги законными способами было невозможно, приоры решили украсть их у подходящих состоятельных граждан. Саломоне стал сакральной жертвой, и единственная задача суда заключалась в том, чтобы вытянуть из него все до последней монеты.

Судья презрительно отмахнулся от всех возражений Саломоне, объявил его виновным и приговорил к штрафу в размере 20 тысяч флоринов. Сумма была немыслимой. Она вдвое превышала ту сумму, которую Джованни ди Биччи де Медичи одолжил Бальдассаре Коссе на подкуп кардиналов всего 30 годами раньше. Эта сумма превышала королевский выкуп. Саломоне был уничтожен. Его мечты рухнули, а семья осталась в нищете.

Известия о суде распространились быстро. Но они никого не удивили. Никто не возмутился столь явным нарушением законов. Напротив. Канцлер Леонардо Бруни был в курсе процесса.4 Поскольку перспектива приобретения Борго Сан-Сеполькро была весьма радужной, то он считал обвинения в адрес Саломоне совершенно обоснованными – свидетельством тому являются его письма. Однак, ни Бруни, ни остальные флорентийцы не считали, что он нарушил закон. Практически все понимали, что его наказывают по совсем другой причине. «Преступление» Саломоне заключалось в том, что он был евреем.

Тоскана и евреи

Несмотря на свое необычное богатство и еще более необычное наказание, Саломоне ди Бонавентура был вполне типичным представителем процветающей еврейской общины в Италии эпохи Ренессанса. Он вырос в этом обществе, поэтому мог с полным основанием рассчитывать на честность и справедливость со стороны флорентийского суда.

Евреи жили на полуострове со времен античности. Довольно большая, хотя ничем не примечательная прослойка еврейского населения существовала в различных городах Италии в средние века. Но с началом Ренессанса количество евреев, живущих в Италии, начало стремительно расти. Вынужденные покинуть свои дома в Испании, Португалии, а позже в Германии, евреи устремились в процветающие итальянские города. Особенно привлекательным для них был север. В такие города, как Болонья, Венеция, Падуя и Милан, евреи переселялись не только из-за Альп, но и из Рима и с Сицилии. К середине XV в. в одной лишь Северной Италии существовало более двухсот еврейских общин.5 В отличие от других регионов, таких как Эмилия и Ломбардия, Тоскана не имела давней истории проживания евреев, но активная иммиграция пошла региону на пользу. Скорее всего, отец Саломоне, Бонавентура, был одним из множества евреев, перебравшихся в Прато в начале XV в. Торговый бум давал беспрецедентные возможности для развития нового дела. Многие ремесла, которыми евреи занимались в тот период, весьма пригодились в тосканских городах XV в. К тому времени, когда Саломоне начал заниматься меняльной деятельностью, во Флоренции насчитывалось около 400 еврейских семейств и чуть меньше в самом Прато.6