Я была и не была готова. На краю моего сознания был настоящий страх, что я просто не смогу справиться с тем сильным удовольствием, которое он собирался мне доставить.

Но он не дал мне времени ответить или передумать.

Он медленно выдвинулся к кончику, а затем врезался обратно в меня, вбивая в меня бедра, поднятые вверх так, что его член волочился по каждому дюйму моего чувствительного канала.

Я визжала при первом толчке, стонала при втором, кричала, а затем, наконец, в блаженстве, выла при пятом, когда меня разрывал на части горячий поршень его члена. Мое зрение помутнилось, знакомая кухня вокруг меня растворилась в разбитые, искаженные изображения, окрашенные в яркие цвета, словно фейерверк, выпущенный через разбитое окно. Я смутно чувствовала, как мое тело трясется так сильно, мои ноги подкосились, и единственное, что удерживало меня, были карающие руки Александра, но единственное, что я действительно осознавала, — это молниеносный удар почти невыносимой эйфории, разрывающий меня на части.

Я рухнула на остров, обмякшая и использованная как выброшенные спагетти, тяжело дыша, но не так громко, что я не могла слышать, как его яйца ударяются о мою влажную, набухшую киску, когда он врезается в меня.

— Такая хорошая рабыня, — похвалил он, его голос дымился от похоти. — Такая хорошая рабыня для твоего Господина. Думаешь, ты заслуживаешь моей спермы?

— Только если ты думаешь, что да, Мастер, — ответила я, прерывисто дыша.

Он застонал так гортанно, что это походило на зверя, столкнувшегося с очередной трапезой. Мне нравилась его животная сторона, та, которая раздражала и трахала, как будто это было целью его жизни. Собрав последние силы, я выпрямила ноги, чтобы снова оттолкнуться от его карающих выпадов.

— Совершенно верно. Я владею твоим удовольствием. Мне принадлежит твоя розовая киска, и твой клитор с золотым пирсингом, и твои пышные сиськи, и эта сладкая, чертовски красивая задница. И я подпишу тебя, как художник своей картиной, — прорычал он, толкаясь в последний раз, впиваясь в меня так глубоко, что мои пальцы сжались и я испытала второй, меньший оргазм, а затем наступила пустота и холодный воздух вокруг меня, внутри меня, и он качал свой член так, что расплавленная лента за лентой его семени текла по моей блестящей коже.

Когда он закончил, он лениво протер большими пальцами остывающую сперму и втер ее в мою плоть, проверяя вес моей задницы в каждой руке, погружая покрытый спермой палец в чувствительный край моего отверстия, просто чтобы проверить сопротивление, просто чтобы почувствовать, как я дрожу и требую большего, хотя я была измотана.

— Все, черт возьми, мое, — практически промурлыкал он, сладко поцеловав меня в середину позвоночника, прежде чем отстраниться.

Он начал разматывать меня со столбов, а затем осторожно освобождал мои руки, массируя их, чтобы вернуть утраченное кровообращение. Закончив, он осторожно снял мой липкий от пота торс со столешницы и поднял на руки. Я обвила его руками, уткнулась лицом в его шею, прижав нос к его пульсу, чтобы почувствовать его аромат кедрового леса, пока он вел нас в спальню. Он почтительно держал меня, отец с новорожденным ребенком, откинул одеяло и окунул меня под него, взбивая подушки на моей спине, пока я не укрылась в уюте. Взглянув на меня с изысканной нежностью и откинув выбившуюся прядь моих волос, он, обнаженный и непринужденный, повернулся и пошел обратно на кухню, чтобы прибраться.

Я глубже зарылась в одеяло и подавила зевок, когда мой кот Аид прыгнул на кровать и свернулся калачиком у меня на коленях, уже мурлыкая. Я почесала ему уши, ожидая возвращения Александра, гадая, почему он так долго, гадая, праздновали ли мама, Себастьян и Елена вместе Рождество, пока мы с Жизель отсутствовали.

Мне хотелось быть с ними, но важнее был не только аукцион, но и мое первое Рождество, проведенное с Ксаном. Несколько лет назад в Перл-холле не в счет, потому что в то время я была порабощена и едва могла понять, почему мне нравятся его сексуальные игры, не говоря уже о том, чтобы признать, что мне действительно нравился мой похититель.

— Закрой глаза, — потребовал Александр из зала. — А если ты их откроешь, Козима, тебе придется заплатить ужасную компенсацию.

Я закатила глаза.

— Не закатывай на меня глаз, мышонок, — возразил он, даже не видя меня. — Закрой глаза.

Я закрыла их, мое сердце отстучало в груди странный ритм, потому что воздух в комнате внезапно стал затхлым и тяжелым, как резко меняется атмосфера перед грозой. Мои уши напряглись, когда Ксан вошел в комнату и подошел к моей стороне кровати. Матрас прогнулся под этим весом, а затем его рука схватила мою и перетащила ее к себе на колени, где он начал играть с моими пальцами.

— Однажды я сказал тебе, что если меня когда-нибудь и побудят жениться, то это будет для того, чтобы дать моей будущей жене защиту от моего имени и обещание моей любви, что бы ни случилось в будущем. Когда я женился на тебе четыре года назад, я сделал это, думая, что даю только первое; защиту от моего имени. Я думал, что я человек без сердца и, следовательно, без склонности заботиться о тебе иначе, как о собственности. Затем мне пришлось ждать своего часа почти полдесятилетия, чтобы уберечь тебя от зла моего мира, и при этом я понял, что причина, по которой я женился на тебе, была гораздо более сложной. Я женился на тебе, потому что не мог представить и дня без тебя, освещающей мой темный мир своим золотым светом и яркостью. Я сделал это, потому что быть рядом с тобой никогда не бывает достаточно близко, потому что я не чувствовал себя живым, пока ты не была со мной.

Я хотела открыть глаза, но не осмелилась, потому что он не дал мне разрешения. Кроме того, темнота придавала его словам осязаемость, как будто у них было собственное сердцебиение и дыхание, прижимавшиеся к моей коже, как человеческое тело. Я чувствовала его любовь так же твердо, как его рука обнимала мою собственную, и после стольких лет сомнений это было такое прекрасное обещание, что слезы потекли из уголков моих складчатых век.

— Итак, Козима, моя красавица, у меня есть другое обещание, которое я могу дать тебе теперь, когда Ордена больше нет, Эшкрофт устранен, а подонки Коза Ностры, причинившие тебе вред, мертвы. Это простое обещание, но я надеюсь, что оно глубокое. — Теплое дыхание Александра скользнуло по моему лицу, когда он поцеловал оба