Нож оказался загнан в дерево глубже, чем предполагалось. Дива даже порезала руку, пока выдергивала его. Она только сейчас ощутила, какая же она все-таки бесполезная. Она ничего не умеет. Ничего не знает. И все беды произошли из-за нее. Ее совесть никогда не очистится. И нужно уже поскорее покончить с собой!

Вдруг в сенях раздались шаги. Загремели чьи-то зычные голоса. Речь слышалась чужеземная, что, безусловно, было недобрым знаком. Дива перепугалась до смерти. Лучше уж кинжал, речка и отрава одновременно, только не эти чужаки!

Схватив со стола нож, растерянная Дива спешно затолкала его в широкий рукав. Затем побежала к выходу, собираясь незаметно выскользнуть. Но, разумеется, все пошло не по плану. Она почти налетела на заходящих в стряпную мужчин и еле успела отскочить в сторону с их пути.

– Ого…Кто это у нас здесь…– на удивление, один из вошедших знал язык Новгорода, хотя и говорил на нем с некоторым иноземным ударением. Он держал огромную миску. В ней было зажаренное на углях мясо, такое румяное, окутанное паром, что становилось ясно – его только приготовили. Пленительный аромат закружил Диве голову.

– Ты тут ждешь нас? – обратился второй незнакомец, усаживаясь на лавку. Его речь Дива также без труда поняла. Вероятно, в дружине нового князя всяких воинов было предостаточно. А может, просто некоторые языки слишком похожи между собой. В руках у вошедшего был кожаный мешок, из которого он тут же стал разливать по чашам какое-то подозрительное пойло.

В этот момент в дверях возник третий воин. Диве он показался знакомым. Она вспомнила, где видела его прежде. На свадьбе он притащил за шиворот волхва! Неуважение и кощунство! Все люди почитают волхвов и боятся их силы. Но только не этот человек. Кажется, его тогда еще кто-то назвал Хельми.

– Мне уже нравится в этом городишке…– с интересом обозревая Диву, сообщил тот, что принес жареное мясо. – Даже не знаю, чего хочу больше: поесть или…

– Языки прикусили: это жена Рёрика, – на своем языке сообщил входящий Хельми, бросив на стол сумку, из которой небрежно вывалился свежий хлеб. Видно, уже успели побывать в городе у пекаря.

– Это наша госпожа?! – удивились первые два незнакомца, глядя на Диву теперь совсем иначе: не с похотью, а с осторожностью. Сейчас их уже больше влекло блюдо на столе, чем она.

– Да…Запомните ее получше…И ни с кем не путайте…– посмеивался Хельми, по-прежнему продолжая речь на своем языке. А потом развернулся к Диве и протянул ей еду, – есть хочешь?

Несмотря на то, что Дива едва понимала его, было ясно – сегодня великан неопасен. Но она прежде уже так испугалась, что теперь не могла и слова молвить. Она столько времени не выходила из своего терема. И вот что случилось, как только она высунула нос за порог. О чем он ее спрашивает?! Предлагает пищу? Как она может есть и пить из их рук! Да она лучше с голоду сгинет в муках! К сожалению, она сама не может себе ничего приготовить. Даже будь у нее мука, она не испечет хлеб. И будь у нее курица, она не сможет зарезать птицу, ощипать и зажарить так, как сделали они. И, невзирая на все это, лучше голодать! А потом, может, вернется, няня и накормит.

Ничего не ответив, Дива вылетела на улицу. Этот ужасный здоровяк Хельми на свадьбе пугал ее даже своим видом, не говоря уже о действиях. Но сегодня он оказался кстати. Можно сказать, она в итоге даже рада, что он появился. А если б эти двое пришли только вдвоем? Кто знает, что было б. Но, возможно, нечто скверное. Хотя, судя по их виду, они были скорее голодны, чем озабочены незнакомкой. К тому же ей показалось, что они больше шутили, чем говорили всерьез. Может, действительно, они и не собирались к ней заедаться. Хотя это зависит от их дальнейших замыслов. Если они готовятся остаться тут жить, то, наверное, уже не станут никого убивать и тащить за косы в сенник. Как бы там ни было, одной пока опасно ходить по двору. Так как ее могут перепутать с обычной девушкой.

Желание идти куда-либо, в том числе на реку, отпало вовсе. Дива отправилась в погреба, которые располагались поблизости. Это самое идеальное место, где ей никто не помешает. Там она сможет все хорошенько обдумать, помолиться в последний раз и проститься с жизнью достойно.

Дива спустилась в погреб. Первое, что бросилось в глаза – выломанная дверь, повисшая на одной петле, причем, на нижней. Зачем потребовалось все здесь громить? И, разумеется, все выпито. Погреб Гостомысла пуст, как амбар весной. До сего момента невозможно было представить, что реально осушить хотя бы треть запасов, что тут хранится. А припасено было немало: свой мед Гостомысл берег годами. Ведь приготовление этого напитка самих богов – дело хлопотное и требующее времени. Не год и не два. Пятнадцать, а то и двадцать лет выдерживается напиток в просмоленных бочках, зарытых в землю. А перед этим смесь лучшего пчелиного меда и свежего ягодного сока много дней подвергается брожению. Нужно терпение и усердие, чтобы дождаться готовности. Потому, верно, к ставленному меду относятся с уважением и бережностью. Его не пьют просто так, ради забавы. Только по особенным случаям. Как например – свадьба княжны! И вот сейчас, после долгих лет накоплений, эти неотесанные громилы за раз вылакали драгоценный мед, который ей самой, Диве, ровесник! А если что-то и уцелело, то, наверное, они забрали это с собой.

От сырой земли шел холод. Заприметив сухую доску, Дива подвернула юбки и уселась на нее, как на лавку. Затем вынула из рукава нож и оглядела его. Лезвие острое. Кто-то наточил. Может быть, ей будет не так уж больно. Хотя это, скорее всего, зависит от того, куда вонзить.

Отодвинув ворот сорочки, Дива приложила острие к груди. Безусловно, для нее остается теперь лишь одно. Заверишь свой безрадостный путь и, таким образом, избежать грядущих издевательств. А главное, в какой-то степени, возможно, смыть позор со своего имени.

Время шло, а Дива все никак не могла решиться. Вдруг она сделает что-то не так? А вдруг этот нож не подходит? Какой, вообще, нужен для намеченных целей? Вдруг, вместо того, чтоб лихо покончить с собой, она только изувечится и будет еще страдать от боли и ран?!

Глубоко вздохнув, Дива вновь приготовилась разить себя. Но и снова промедление. Держать нож было как-то неудобно. К тому же все еще оставалось неясным, куда его направить. И рука совсем потеряла твердость. То затекала, то подрагивала…

Разочарованно вздохнув, проклиная себя за малодушие, Дива решила чуть повременить с кончиной. Сейчас она все хорошенько обдумает еще раз. А там уж, вспомнив произошедшее поподробнее и вообразив будущее, у нее точно прибавится уверенности.

В промозглом погребе было неуютно, зато безлюдно. Дива ощутила мурашки на остывшей коже. Леденящие кровь воспоминания. Останки отца на воротах города. Раненый Пересвет, над которым навис одноглазый с изогнутым мечом в руке. Тело Радимира, о которое она запнулась в пиршественной избе. Последний вскрик Назария. Избитая мачеха. И десятки гостей, застывших в неестественных позах. Как все это можно забыть? А как можно забыть то, что произошло с ней самой? Нет страха сильнее, чем страх оказаться во власти врага. И она вкусила сей страх сполна.