– Как пожелаешь. Рассказывайте все как можно подробней, а я послушаю.

Она заговорила тихо, почти шепотом.

– Мы стояли на берегу и смотрели, как отплывают корабли, махали им на прощанье.

Тогда она в последний раз видела отца.

– У меня по щекам текли слезы. Рядом со мной стоял Ананий, мой супруг. Я крепко прижала к себе сосущую грудь Вирджинию. Я показала рукой на своего отца, стоящего на палубе удаляющегося корабля. «Это твой дедушка, – прошептала я ей. – Он скоро вернется».

Надежда на это была тщетной, ибо над Англией нависла мрачная тень войны, и следующий английский корабль причалил к берегу Роанока лишь три года спустя. А пока им приходилось смириться с их новым домом. Она описывала Роанок с пренебрежением, даже с отвращением. Да, говорила она, остров был защищен и покрыт лесом, но пригодных в пищу растений или животных, на которых можно было бы охотиться, на нем было очень мало, кроме того, они опоздали с посевной.

Но хуже всего было ощущение, что их постоянно преследуют, что куда бы они ни отправились, везде за ними кто-то следит, что здесь они – незваные гости и вряд ли им когда-либо окажут тут добрый прием. Их страх не был игрой воображения, ибо большинство местных племен питали ненависть к прибывшим из-за моря поселенцам. Произошло несколько стычек. Был убит вождь местного племени. Над поселенцами постоянно висела угроза расправы, и они больше не могли рассчитывать на помощь местных, если в колонии закончится продовольствие.

– Мы жили в маленьком деревянном домике, стены которого были сделаны из переплетенных и скрепленных глиной веток, – продолжала рассказ Элеонора. – Этот дом построили первые поселенцы, и он был довольно удобным, но зимой, когда ветры задували в щели и продували соломенную крышу, в нем было очень холодно. Мы находились за пределами стен основного форта, и в случае нападения деваться нам было некуда. Если бы дома стояли внутри частокола, мы все могли бы спать спокойней.

В то последнее лето и осень 1587 года, после отплытия кораблей, поселенцы начали понимать, что скоро дела пойдут совсем плохо. Если мужчины отправлялись ловить рыбу или охотиться, им приходилось уходить большими вооруженными группами из страха, что дикари их перестреляют. Даже вынести мусор на кучу, что находилась за пределами частокола, было страшно.

Один из помощников губернатора, Джордж Хоув, был убит еще до отплытия Джона Уайта. Элеонора продолжала перечислять имена тех, кто вскоре пал жертвой дикарей.

– Следующим был Томас Стивенс, его нашпиговали стрелами и вырезали глаза. Потом Агнес Вуд и Джейн Джоунс отправились собирать орехи и исчезли. Их так и не нашли, ни мертвыми, ни живыми.

Элеонора Дэйр замолчала и закрыла глаза, словно вспоминала что-то, быть может, лица давно умерших друзей. Кэтрин Шекспир взяла ее за руку.

– Как вы вернулись, госпожа Дэйр?

Элеонора вздохнула. За стенами каменного дома завывал ветер и лил дождь.

– У меня не было желания отправляться к дикарям, но Ананий был полон рвения. «Элли, зато мы сможем проводить богослужения так, как этого хочет от нас Господь. В Англии мы никогда не будем свободны», – говорил он. Рэли пообещал нам пятьсот акров целины. Мой отец и остальные – Харриот, Хаклют, сэр Уолтер и прочие акционеры – все они уверяли, что это земля полна несметных сокровищ. Люди верили каждому их слову, но только не я. Моя мать, упокой Господь ее душу, всегда называла меня Элли Неверующая из-за моих постоянных сомнений, у меня всегда было собственное мнение.

Затем она рассказала о долгом плавании, когда она уже носила под сердцем дитя, и как начали усиливаться ее подозрения. Отплыли они в начале мая. Путешествие было ужасным и заняло два с половиной месяца. Летом «погода была такой жаркой, что трюмная вода воняла, словно адское чрево». Моряки их недолюбливали и кормили самой испорченной едой – изъеденной червями соленой свининой да галетами, покрытыми сине-серой плесенью. Но у одного члена команды все же нашлось немного доброты к Элеоноре. Может, его прельстила красота Элеоноры или по причине, что ее живот день ото дня становился все больше, но тот моряк заботился о ней, приносил ей лучшее мясо и масло, сыр и эль. Он следил за тем, чтобы Элеонора по возможности ни в чем не нуждалась, несмотря на мрачные взгляды Анания, которому не нравилось подобное внимание к его супруге.

– Сожалею, если Ананию все это не нравилось, но, по правде сказать, без помощи этого человека я вряд ли бы смогла родить свою малышку в срок.

Элеонору охватила дрожь, и она скрестила руки на груди. Она замолчала, погрузившись в воспоминания, спрятанные в потайных уголках ее памяти. Первая зима была ужасной. Им говорили, что круглый год там тепло и погода очень мягкая, поскольку остров расположен далеко на юге, но все оказалось совсем не так. Зима была еще суровее, чем в Англии. Порывы студеного ветра с моря хлестали по побережью, словно ледяной нож.

Ее супруга Анания убили в рождественское утро. Он вышел из-за частокола в одиночку, чтобы проверить, не попалась ли в силки какая-нибудь дичь. Когда к полудню он не вернулся, несколько мужчин отправились за ним, но все понимали, что надежды нет. Его тело нашли распростертым на земле, привязанным за руки и за ноги к четырем кольям. Пятым колом ему пронзили живот и так оставили умирать. Он кричал от боли, но они его не слышали. Даже если бы и услышали, то решили бы, что это завывания ветра. Мужчины отправились мстить, но облегчения это не принесло.

Ни одно из племен не торговало с ними, даже те, которые относились к ним дружелюбно. Когда поселенцы приближались к их деревням, дикари убегали в леса.

– Следующим погиб Томас Топан, затем Марк Беннетт. Оба были жестоко убиты, а их тела обезображены. К тому же колонисты болели, и к весне полдюжины поселенцев скончалось от кровавого поноса, среди которых был и ребенок Марджери Харви, родившийся вскоре после моей Вирджинии. Нашей единственной надеждой был мой отец, который должен был вернуться с продовольствием. Но наступило лето, затем осень, а он так и не появился.

…Единственными звуками в этом пастушьем домике рядом с развалинами аббатства Жерво был голос Элеоноры да шум дождя. Вдруг Шекспир поднял руку, сделав знак, чтобы она замолчала.

– Слышите? – прошептал он. С минуту они втроем сидели в тишине, пытаясь расслышать голоса в вое ветра или звук шагов в шуме дождя. Быть может, именно так проходила каждая ночь тех поселенцев в Новом Свете?

– Показалось, – наконец произнес Шекспир, но полной уверенности у него не было. – Показалось… Простите. Продолжайте, госпожа Дэйр.

Наступила вторая зима. Урожая зерновых они не дождались. У поселенцев осталось так мало еды, что им приходилось собирать водоросли на побережье и кору с деревьев.

– Любое животное, что попадало в силки, даже мышь, казалось Божьим даром нашим ссохшимся желудкам.

Их скот умирал, одно животное за другим. Джон Борден и Джоан Уоррен умерли от поноса.