Впрочем, по данному поводу существуют различные точки зрения. Большинство отечественных исследователей по неистребимой российской традиции очень подозрительно относятся к деятельности иностранца. Забывая о несомненных заслугах фельдмаршала, они видят в его действиях лишь недостатки, а то и прямое предательство.

Набор мнений зарубежных специалистов намного шире. Но, как правило, все они упоминают еще одну причину, не позволившую Огильви более плодотворно работать в России. Вот что, например, по этому поводу пишет американский историк Роберт Масси: «Основная же проблема армии коренилась в разногласиях и трениях между русскими и иноземными командирами. Превосходная подготовка и высокая дисциплина были заслугой Огильви. Он заботливо относился к солдатам и пользовался у них любовью, но офицеры его не слишком жаловали, тем более что Огильви не знал русского языка и вынужден был общаться через переводчика. Особенно сильные конфликты возникали у него с Шереметевым, Репниным и Меншиковым».

О негативной роли «Данилыча» упоминают и практически все мемуаристы-современники. Даже бывший противник — швед Ларе Эренмальм, проживший в русском плену несколько лет, считал, что «раздор между фаворитом и Огильви — большое счастье для Швеции, так как из-за него встречают препятствия многие советы этого генерала и их осуществление, направленное к огромному вреду Швеции».

Действительно, именно ссора с «полудержавным властелином» в конечном итоге заставила барона отказаться от продления выгоднейшего контракта и навсегда покинуть Россию. Впрочем, логика рассказа требует соблюдать хронологическую последовательность, поэтому не будем забегать вперед. Шотландец прибыл в Москву в середине мая 1704 г., и спустя месяц уже ехал под Нарву с царским приказом принять командование над осаждавшими эту крепость главными силами русской армии. Там он впервые и увиделся с Александром Меншиковым, отозвавшимся о новом военспеце в письме к Петру I весьма лояльно: «…зело во всем искусен и доброопасен…»

Однако уже в одной из следующих встреч избалованный окружавшими его подхалимами царский любимец решил развлечь себя насмешками над фельдмаршалом и с глумливостью всесильного вельможи двусмысленно высказался на тему, что он, молодой поручик, в любом случае может годиться разве что в сыновья такому престарелому воину. Барон, видимо, страдал полным отсутствием чувства юмора. Или наоборот, все прекрасно понял и задумал изощренную месть. Во всяком случае, с тех пор в адресованных к фавориту письмах он стал именовать его не иначе как «господин сын» и соответствующим образом повел себя при личных контактах. Отношения между ними, естественно, вскоре переросли в непримиримую вражду.

«Господин сын», используя все свое громадное влияние, принялся энергично интриговать против шотландца. Как следствие, уже осенью 1704 г., во время щедрой раздачи наград в честь взятия Нарвы, осадой которой во время частых отлучек царя из армии руководил именно Огильви, барон не получил ничего. Зато все чаще стали нарушаться те пункты контракта, в которых фельдмаршалу гарантировалось невмешательство в его командную деятельность со стороны русских генералов. Они в большинстве своем представляли старое боярство, недовольное тем, что иностранцы постепенно занимают все ключевые посты. Видя, как успешно Александр Данилович травит ненавистного им «латинянина», наиболее высокопоставленные военачальники тоже принялись вносить лепту в это дело.

В 1705 г. особенно острый конфликт вспыхнул у Огильви с Шереметевым. Петр I, стараясь утихомирить амбиции фельдмаршалов, сначала хотел отдать под командование первому всю пехоту, а второго поставить руководить кавалерией. Но распря все равно не утихала до самой осени, когда царь, воспользовавшись удобным предлогом — Астраханским восстанием — развел великовозрастных «петухов», отправив боярина на восток — подавлять бунт.

Барон все лето 1705 г. начальствовал над наиболее многочисленным корпусом русской армии на основном для нее в то время театре войны в восточной Польше. Но к осени грызня с врагами-соратниками приняла небывалый размах и он подал свое первое прошение об отставке. Однако Петр отказал шотландцу, прибавив в виде компенсации к его прежнему жалованью еще 1000 фунтов стерлингов.

На зимние квартиры основные силы царских войск расположились поздней осенью 1705 г. в районе города Гродно. Там к ним присоединился саксонско-польский корпус, возглавляемый Августом Сильным. Союзный монарх, после отъезда царя в Москву, принял командование и объединенной армией. Огильви занял должность его заместителя. В этот момент Карл XII совершил один из своих знаменитых бросков-маневров. Застав союзников врасплох, он перерезал их коммуникации и, блокировав основные вражеские силы в Гродно, поставил таким образом шах сразу двум противникам.

Растерянный Август собрал военный совет, на котором царили панические настроения. Огильви единственный выступил за активное противодействие врагу, с возмущением доказывая, что он, старый солдат, имея под началом вдвое большую, чем у неприятеля, армию и располагая подавляющим перевесом в артиллерии, не может бежать от врага без боя. Лучше принять смерть в сражении, чем обесчестить свои седины подобным позором. Но король-курфюрст, уже не раз испытавший на собственной шкуре, как тяжела борьба с энергичным и неистощимым на выдумки Карлом XII, предпочел компромисс, приказав не вступать в решающую битву и поджидать подхода подкреплений из Саксонии, за которыми без промедления отправился лично.

В период гродненского сидения раздраженный фельдмаршал продолжал конфликтовать с Меншиковым. И вдобавок окончательно разругался с Аникитой Репниным — еще одним высокопоставленным российским генералом. Деблокирующее войско Августа шведы к концу зимы разбили. И поэтому Петр, больше всего на свете боявшийся потерять главные силы своей армии, приказал барону не рассуждать об утрате личного авторитета, а спасать кропотливым трудом созданные подразделения — уничтожить тяжелый обоз с артиллерией и всеми возможностями, уклоняясь от боя, выводить пехоту кружным путем по глухим польским лесам на российскую территорию.

Действительно, уровень боеспособности царских полков еще оставлял желать много лучшего. И было чрезвычайно рискованно бросать их в решающую схватку со скандинавами. Потому и бегство из гродненской ловушки представлялось наиболее разумным выходом. Огильви подчинился. Операция по выходу из окружения началась в первых числах апреля 1706 г. и получилась долгой и трудной. Но удача сопутствовала русским. В итоге им удалось оторваться от шведов и к началу лета добраться до своей границы в районе Киева.

Эта весенняя кампания стала для барона последней в его карьере на царской службе. Ссора с Меншиковым к тому времени превратилась в настоящую войну. Дошло до того, что фаворит, пойдя ва-банк, даже принялся перехватывать рапорты и письма шотландца к Петру I. А на завершающем этапе отступления из Гродно вообще фактически отстранил его от командования.

Известная поговорка констатирует, что в России с сильными мира сего бороться бесполезно. А практика показывает, что лучше подождать, когда кумира спихнут с пьедестала, и тогда уже безбоязненно пинать его сколько угодно. Но старый фельдмаршал был воспитан в традициях другой цивилизации. К тому же на него давили преклонный возраст и связанные с ним проблемы. И Огильви в конце концов не выдержал, придя к выводу, что честь и гордость дороже денег. После окончания гродненской операции он решительно потребовал у царя отставки: «…Сколько ни бывал я на войне, но такое к себе дурное отношение повстречал впервые…»