Вызвав фельдмаршала, российский монарх вновь предложил ему должность главнокомандующего. Кроа опять было принялся отговариваться. Однако настроение и тон Петра I на сей раз не располагали к дискуссии. И герцог не рискнул усугублять привычным набором отказных аргументов несчастное душевное состояние «его величества». А тот, вырвав у гостя согласие, сейчас же уехал.

Минутная слабость обернулась для фельдмаршала мрачной метаморфозой, которая привела бы в ужас и более уверенного в себе генерала. Врученная ему огромная власть азиатского владыки[112] на поле боя была бесполезна. Она не могла превратить почти необученных мужиков-новобранцев в солдат-профессионалов. К тому же, не зная русского языка, он не имел возможности полноценно отдавать приказы и контролировать их исполнение. В довершение всего оказалось, что никакой достоверной информацией о противнике его новые подчиненные не обладали, поскольку разведку никто не организовывал.

Русские полки располагались в виде большой тонкой подковы, окружавшей шведские бастионы на западной стороне реки Наровы и упиравшейся концами в ее берега. Подобная дислокация предоставляла шведам редкий вариант очень легко нейтрализовать единственный козырь петровских войск — многократное численное превосходство. Собрав силы в кулак и ударив по любому участку хрупкой подковы, скандинавы наверняка «резали» боевой порядок противника, а затем также свободно сминали растянутые в стороны фланги. Быстро отступить и перестроиться русским не позволяла протекавшая в ближнем тылу широкая река. О постройке переправ через нее в течение всей осени никто не подумал. Поэтому достичь правого берега можно было только по единственному мосту, находившемуся на северном фланге позиции.

Однако вконец расстроенный герцог не стал передвигать полки и пытаться хотя бы отчасти устранять недостатки. Вместо этого он поспешил запастись протоколом коллективной безответственности — собрал военный совет. Мнение генералов оказалось почти единодушным — ничего не менять, а, спрятавшись за укреплениями, ждать атак неприятеля. Русские исходили из богатого горького опыта прежних полевых боев со шведами. А иностранцы обоснованно опасались, что спешная перегруппировка необученных частей окончится всеобщей неразберихой.

Конечно, в подобных аргументах содержалась большая доля истины. Но, заведомо отдавая инициативу врагу, армия вообще лишала себя даже теоретических шансов на то, чтобы избежать разгрома, чем не преминул воспользоваться подошедший 30 ноября Карл XII. Он мгновенно оценил все те выгоды, которые столь любезно создали ему сами русские. И блестяще разыграл сражение по напрашивавшемуся сценарию.

Первый же стремительный бросок королевских батальонов решил исход битвы. Они прорвали центр обороны неприятеля и обратили в бегство располагавшиеся там подразделения. Паника мгновенно перекинулась на большинство полков русской армии, превратив их в охваченную ужасом толпу, бросившуюся к единственному мосту, который под напором лавины людей и лошадей рухнул в ледяную воду. Вплавь перебраться на восточный берег удалось лишь некоторой части кавалеристов. Все остальные попали в ловушку.

Фельдмаршал Кроа, увидев, как дрогнули вверенные ему царем войска, попытался восстановить порядок. Но все его усилия пропали даром. Солдаты, обезумев от страха, уже меньше всего думали о продолжении боя. Воспитанные в традициях православной ксенофобии, они, заметив, что именно офицеры-иностранцы — протестанты и католики — мешают им спасаться бегством, привычно обратили на них всю ярость отчаяния. И вскоре многие из тех специалистов, кого с таким трудом Петру I удалось заманить в Россию, были зверски убиты.

Герцога спас из этого ада породистый конь. Вскочив на него, он сумел продраться сквозь враждебную солдатскую массу навстречу наступавшим шведам. Только достигнув боевых порядков неприятеля, беглец осадил лошадь и сдался командовавшему левым флангом скандинавов полковнику Стенбоку. На столь минорной ноте для Кроа и закончилась его недолгая служба в русской армии. Вместе с другими генералами и офицерами, капитулировавшими под Нарвой, герцога на зиму отвезли в Ревель. Весной, когда Балтийское море очистилось ото льда, основную часть пленников переправили в Швецию. Но фельдмаршалу разрешили остаться в столице Эстляндии, где он и провел последний год своей жизни, оборвавшейся 31 Января 1702 г.

Согласно воспоминаниям очевидцев, Петр, узнав о смерти герцога, печально заметил: «Сердечно жаль мне доброго старика: он был поистине умный и опытный полководец. Вверив ему команду 14-ю днями прежде, я бы не потерпел поражения». Конечно, такая оценка перспектив перед Нарвской битвой по меньшей мере спорна. Но она свидетельствует, что царь не считал Кроа виновником постигшего русских разгрома.

А между тем многие отечественные авторы по сей день обвиняют фельдмаршала во всех мыслимых грехах, вплоть до измены. Подобные мнения явно несправедливы. Он хотя и не хватал звезд с полководческого небосклона, но был честным солдатом. Никаких вознаграждений за «пособничество» под Нарвой от шведского короля герцог не получал. И умер не просто в бедности, а обремененным значительными долгами, без каких-либо надежд на их погашение. Когда это выяснилось, обозленные кредиторы в отместку вспомнили о практически забытом старинном законе, который отказывал несостоятельному должнику в праве на погребение. Труп Кроа арестовали и поместили в церковный склеп. Его сухой воздух, как потом выяснилось, способствовал мумифицированию фельдмаршала.

Впоследствии тело выставили для всеобщего обозрения. Мумия герцога в мундире и парике почти два века лежала под стеклянным колпаком в капелле мертвых кирхи святого Николая в Ревеле. Лишь на исходе XIX столетия царское правительство все же решило, что подобное зрелище несовместимо с европейским статусом цивилизованного государства и распорядилось предать земле останки одного из первых главнокомандующих русской регулярной армией.

После катастрофического разгрома под Нарвой Петру I стало окончательно ясно, что организация боеспособной армии по образцу европейских дело долгое и очень трудное, справиться с которым московские воеводы при ограниченной поддержке немногих иноземных советников явно не в состоянии. Поэтому ему пришлось обратиться за гораздо большей интеллектуальной помощью к передовым западным странам. Урезав до предела расходные статьи государственного бюджета, царь все-таки изыскал средства для вербовки необходимого количества иностранных специалистов. С их помощью он снова принялся работать над повышением боеспособности своих войск.

«Немцы» расставлялись по генеральским и офицерским вакансиям с расчетом образовать некое подобие скелета, вокруг костей которого и наращивала затем мускулы российская армия. Все наиболее ответственные должности, требовавшие углубленных профессиональных познаний, в первые годы XVIII столетия отдавались приглашенным «варягам». И только место главнокомандующего сухопутными силами вынужденно пустовало. Как и в период подготовки к Северной войне, достойной кандидатуры на этот пост не удавалось найти несколько лет. Полководец необходимой квалификации приехал в Россию лишь в 1704 г.