— Летают.

Туман, поднявшись из Студеной долины, вдруг переполз через вершину Ястраба. Он ласково окутал сидящих на поляне — сначала они и не заметили этого, но через минуту уже не видели друг друга.

— Ну, я не дам этой твари облизывать себя; черт бы ее побрал. — Ондриш поднялся и не спеша, вразвалку направился в землянку.

— Зажги свет и затопи, — крикнул ему вслед Петер.

— Может, еще и жену тебе привести в постель, — пробурчал Ондриш, но этого они уже не расслышали.

Вернувшись в землянку, они увидели, что Ондриш и в самом деле затопил. В железной печурке потрескивал хворост. На ящике, служившем столом, горела лампа.

Григорий, разложив карту, долго рассматривал ее.

— Что изучаешь, командир? — хлопнул его по плечу Михал.

— Да так.

Но и потом, когда все уснули, Григорий долго сидел над картой, записывая что-то в блокнот.

3

— Пете-ер! Пете-ер!

Снизу, от ельника, донесся женский голос, тоскливый и пронзительный. Все, схватив оружие, выскочили из землянки и приготовились к обороне. Солнце еще не взошло, и в густом тумане не было видно ни зги.

— Пете-ер!

Зов повторялся через небольшие промежутки, и казалось, что голос приближается.

— Жена, — прошептал Петер, вглядываясь в плотный туман, словно хотел прожечь его взглядом. — Откуда она взялась? Чего ей надо?

Все напряженно вслушивались. Григорий пристально следил за Петером. Лицо его поминутно менялось, становясь то каменно-твердым, то нежным и мягким; ноздри вздрагивали, лоб покрылся каплями пота. Он часто и прерывисто дышал, и дыхание словно повисало в густом тумане, руки, судорожно сжимавшие автомат, дрожали. Петер крепился изо всех сил, чтобы не дать воли своим чувствам.

— Пете-ер! — снова раздался голос, уже совсем близко, у самого склона.

— Она знает?.. — сурово бросил Семен, строго взглянув Петеру в глаза.

— Нет, я ей ничего не говорил. Наугад идет.

— Кто знает, одна ли она, — тихо заметил Антонин, — нет ли за ее спиной немецких автоматов?

— Она бы не пошла, — возразил Петер, — я ее знаю. Скорее умерла бы.

— Не забудь о ребенке, — вмешался Ондриш, — немцы на все способны!

— Все равно не пошла бы, — стоял на своем Петер.

Зов раздался снова. Он долетал из тумана, как с того света, неведомого и страшного. В нем слышались боль и отчаяние, надежда и мольба. Все — в одном слове, в его имени.

— Пойдем отсюда, — решительно сказал Петер и зашагал к Жабьим камням; остальные двинулись за ним. Там они залегли и лежали так неподвижно, словно были неживые или высеченные из камня.

Никто не проронил ни звука. Они долго прислушивались, но зов не повторился. Все думали об одном: возможно, она — или они — уже у землянки. Их чувства обострились до предела, как у зверя, которого преследует охотник. Голосов не было слышно. Если б не туман, они бы все видели как на ладони, а теперь приходилось полагаться только на слух.

— Одна она, бедняжка, — прошептал Петер, чтобы услышать слова, предназначенные ей.

Он надеялся, что холодный октябрьский воздух передаст этот шепот жене. Слабый крик еще раз прорезал туман, словно пытаясь преодолеть его, потом все стихло.

Из-за Высоких Татр поднималось солнце. Туман уходил в долины, и серый лемех Острого Верха вынырнул из седого моря тумана, словно хариус за мушкой, а затем снова скрылся.

Партизаны вернулись в землянку. Григорий присел к ящику и разложил карту. Проведя рукой по усам, он шумно вздохнул и углубился в план операции, нарисованный на листке бумаги, время от времени сверяя его с картой. По его распоряжению Йожко сбегал к Юрку уточнить кое-какие данные. Когда он вернулся, Григорий объяснил каждому его обязанности.

— Надо осмотреть место засветло, — заключил он.

— Мы ведь хорошо знаем окрестности, — возразил Михал.

— Мало ли что, надо еще раз как следует все прикинуть, это не лишнее.

— Нелегкая задача, — проворчал Ондриш, оттопырив губы, — как туда попадешь засветло?

— Ясно, что немцам в пасть не полезем, — ответил Петер.

— Обойдем вон там, — сказал Семен и показал рукой в сторону Острого Верха, Просечной и лесов, протянувшихся под ней; горы еще не были видны, но все поняли, как им идти. Но когда — не сказал.

— Да разве туда пройдешь засветло? — не унимался Ондриш. — Ведь там голая местность; пока доберемся до Пустомарской горы, нас всех перестреляют.

Григорий сердито повернулся к нему:

— Кто сказал, что пойдем засветло, а? — И, подняв коротко остриженную голову, он положил руку на плечо Антонину, сидевшему рядом. — Если мы хотим засветло осмотреть все с Пустомарской горы, это не значит, что и идти надо засветло, ясно?

Теперь все поняли.

— А-а, — воскликнул Йожко, — ну конечно!

— Ну конечно, — усмехнулся Петер, — а ты как думал?

— А ты? Небось тоже не сразу сообразил, нечего теперь прикидываться умником.

Йожко восхищенно подумал о Григории — до чего все ловко придумано! И уже раскрыл было рот, чтобы сказать Григорию об этом, да застеснялся.

До самого вечера проговорили о предстоящей операции. Обсудили все возможные варианты, все детали — взрывчатка, подход к мосту, отход. Под конец Григорий точно распределил обязанности, с тем чтобы утром, осмотрев мост с Пустомарской горы, внести лишь небольшие коррективы.

Когда солнце спряталось за Хоч и небо, словно укрываясь на ночь, затянулось серым покрывалом редких, почти прозрачных облаков, партизаны стали спускаться с Ястраба в том же направлении, куда утром ушла жена Петера. Над крутым обрывом Ондриш поскользнулся, и лавина камней едва не увлекла его за собой.

— Черт побери, — выругался он, уцепившись за выступ скалы, — на черта столько камней расплодилось?

— Передавай внизу привет, — засмеялся Михал.

Когда они дошли до Квачанской долины, совсем стемнело.

— Ну, теперь можно ступать спокойней, дорога здесь легче, но, правда, и опасней. Осторожно, — предупредил Петер, оглянувшись; зная здешние места лучше всех, он все время шел первым. Партизаны растянулись длинной цепочкой.

Они прошли межами мимо пяти деревень, изредка на пути попадались перелески. Было темно и тихо, лишь иногда кованые ботинки позвякивали на камнях. Далеко за полночь партизаны достигли вершины Пустомарской горы.

Наступило пасмурное октябрьское утро. Сквозь ветви елок они в полевой бинокль осмотрели территорию.

— Колючая проволока, — прошептал Григорий, глядя в бинокль, — но всего один ряд, можно перепрыгнуть. А тех двоих и без бинокля видно.

Бинокль переходил из рук в руки.

— А не лучше ли пройти берегом ручья? Там кустарник, — заметил Антонин.

— Не стоит идти наугад, — ответил Григорий. — Сделаем, как решили. А сейчас — айда в укрытие. Петер, где же хата?

Подошел Петер, и Григорий спросил, держа в руке план:

— Хорошо рассмотрели свои позиции?

Все молча кивнули и