Проход открывали, чаще всего, в одном и том же месте – тут, недалече. Куда пойдут новопришлые? Так в город же! Маги сами себе навигатор, захотят найти людей – и одиночек найдут, а город – это толпы! 

Вот на пути и поставили крепость. Не то чтобы большую, но надежную. А маги, шагнувшие из материнского мира, часто были в разы сильнее ныне живущих в Нрекдоле. Потому и стены крепкие понадобились, да порой не особо помогали. 

И тогда в крепости разместили нгурулов. Хуторяне по первости даже обрадовались – их селение хоть и в стороне, а временами страдало от нападений. И стабильному заработку обрадовались. Клятву о подчинении дали охотно. Секретность же! Чего стоит менталистам хуторянину голову задурить?

А потом выяснилось, что окаянные наездники их обманули – такой нетрудный, на первый взгляд, обет передается потомству по умолчанию. 

Так защита превратилась в кабалу. 

Ольга даже не очень удивилась – если те, прошлые маги, на наследственность нгурулов как-то влияли, собирая монстра из несовместимого генного материала, то что им стоило внести дополнительный код в днк человека? Это объяснение с точки зрения материалистики. Или, скажем, менталисты намудрили, закрепив поведенческие настройки. 

Как? А о том только русский умный овощ знает. Ма-агия! Чтоб ее…

Лавэ, помнится, что-то про кодекс мага лепетал? Ну-ну. Похоже, маги понятие «честь» только по отношению к тем, кто отпор дать может, распространяют. Ольга чувствовала, что перегибает палку, но зарубку – никогда и ничего никому не обещать под магию – себе сделала. Табу! Вето! Кранты и кирдык! И Павлу мозги проесть, чтоб ни-ни! Она уже догадывалась, что самый пик притеснений пришелся на момент безвластия, когда Раим Шенол стал попечителем, но не счел нужным стать хозяином. А свято место, как известно...

Дед Агав говорил так легко и свободно, как будто его нимало не беспокоили печальные перспективы. Ну, ушла вода. Ну не выполним мы обет. А подтекстом – все одно помирать. Не нам, так детям. Так может так лучше будет? Всем скопом? Будет у них хутор в пустоте, под шельмовой опекой. Все равно вырождаются без притока свежей крови.

Только сейчас Оля поняла странное поведение хуторян на сходе. Могли ли они с разбегу поверить, что помощь пришла?

Да они решить не могли, нужна ли им эта помощь!

Может, лучше отмучится, а не растягивать «удовольствие»?

Вспомнилась молодка с младенцем за спиной. Оля ужаснулась – рожать и знать, какая жизнь уготована выстраданному чадушку? 

Лучше об этом не думать. 

А дед разговорился – не заткнешь. Уловил мудрый старик, что его страшилки цепляют гостью за живое.

– Я когда молодым был, в город сбега́л, – спокойно рассказывал дед, а руки его жили отдельной жизнью: нить из огромного клубка на чурбачки наматывали, да так ровненько! Катушка и катушка, только большая. 

– Денег немного взял и утек. Через день очнулся связанный и побитый. И давай орать и рваться – пустите, шельмовы выхлюздни, мне надо! А душу в клоки полосует – сделай, сделай, сделай! Руки-ноги связаны, а меня дугой гнет. Так и бился, пока по голове не получил. 

История была проста до пошлости. Наивного хуторянина городские прощелыги обработали очень быстро. Ажур и сам толком не понял, как проигрался и вдруг стал должником. Да такие деньжищи, что и вообразить бедолаге трудно было. Кидалы сработали чисто – долг магический. Потому и напоили, потому и связали. Если бы не путы, Ажур бы, наверно, сам себе искалечил чего-нибудь – рвался, как припадочный эпилептик. Ему надо! Сеять ахук, распаривать сухое мясо, промывать личинок… Надо! Пустите! Умру-уу!

Дед рассказывал спокойно, как о давно пережитом:  денег у него, разумеется, не было. Зато было право на омоложение, которое вполне ходовой товар. Каждый хуторянин это знает. Омоложение Ньяны продали, чтобы вылечить ее сына – юнец спину сломал, свалившись с кручи. В город возили. К магу-целителю! На остаток денег домишко поправили, дедами завещанный, когда пришла пора парню жену взять.

На этом месте запас Ольгиного терпения закончился. Еще парочка печальных подробностей и  густая муть, бурлящая в душе рванет, как перегретая скороварка. А ей, наезднице, психовать никак нельзя – у нее Тыря! 

Кстати, о скороварках… Как же там клапан устроен?

– Дедушка Ажур, а у вас тут по металлу работает кто? – Оля перевела тему резко, старик был недоволен, но стерпел.

– Кузня есть, да почитай лет десять уже холодная стоит.

– Умельца нет, или с дровами проблема?

Ажур хмуро глянул из-под скудных бровок, подозревая издевку, но увидел на лице госпожи только интерес.

– У нас, почитай кажный мужик – сам себе умелец, а леса на склонах хватает.

– Так чего вы себе путевых ведер не наклепаете? – изумилась Ольга.

– А из чего?

Вот тебе Олечка и дурьев день. Чтобы продать что-нибудь ненужное, как справедливо возвестил миру кот Матроскин, нужно купить что-нибудь ненужное. Где хуторянам взять листового железа на такое баловство, как ведра? И глиняные бадейки сойдут, и деревянные.

– Это нонича полегче было, – дед Ажур, видать, решил добить бестолковую гостью совершенное очевидными доводами: – а вернутся наездники – мы тут все с ног собьемся. Когда мужикам железные дела ладить? Даже если бы было оно, железо это клятое!

Рука-лицо! 

Ну, конечно же! Это на малую стаю (наф-нуфики, Свап да Тыря) Агав одной повозкой управлялся, ну, иной раз после обеда недостачу довозил. Взрослому нгурулу три-четыре куля корма на день. Зимой и по четыре телеги приезжало. Оля хорошо это помнила, потому как сильно мерзла, пропуская обоз в ворота, а потом выпуская.

– Ты чего, тёть Оль? – нарисовался Павел. Как он стучал, как открывала ему Ньяна, Оля даже не заметила. Только Тырька, не вставая, радостно молотила хвостом.

– У них кузня есть, представляешь, Павлуш? А ведра наделать не из чего, железа нет.

– Нафига железные, тёть Оль? Оно же ржавеет! А магическую оцинковку мы не потянем. Им тут и брезентовые пока сойдут. На ободки, чтоб полотно не схлопывалось, мы в крепости железа наберем, – и засиял своей щербинкой, делающей его таким для Оли родным. – Хоть тот стеллаж с хламом, что в нашей караулке торчит, разгребем!

– А ты знаешь, как это сделать? Ведро это?

У Олиного мужа в машине резиновая штука валялась – рукав, запаянный с одной стороны, и с ручками – с другой. Фирменный туристический инвентарь! А брезентовые?

– Обижаешь, тёть Оль! Я ж детство по гарнизонам… Нарисую, как домой вернемся.

– И ткань поможешь выбрать. – Ольга не просила – утверждала. – Вы там с водой закончили?

– Агась. Этот дом последний получился, потому что к колодцу ближний. Направо и налево уже всех обнесли. Я стучусь и чую – Тырька радуется.