Клавиши белые, клавиши чёрные

                      Трогает пальцами жизнь.

                                                             Татьяна Олексийчук

Что-то ждет ее за дверью?

А ничего так дверь. Не перекошенная, не рассохшаяся, и даже пропитана чем-то, потому как не выглядит сильно от непогод пострадавшей. И приступки чисто выметены, и петли маслицем сочатся. Здесь точно живут те, кто в будущее смотрит. Хоть вприщур исподлобья, но вперед.

Оля глядела в глаза старика, вышедшего на зов, и не видела в них особого страха, только настороженность. А голос:

– Что угодно госпоже? – не был угодливым и был знакомым. Это он! Этот, этот старик предрек, что вода быстро не вернется. Олю чуть попустило – голова у деда на месте и совесть не всю нищетой сожрало. Не промолчал ведь. Предупредил. И ее, Ольгу, от шапкозакидательского настроения уберег, и хуторянам, пусть отдаленную, но надежду дал. А люди эти ой как нуждаются в надежде.  

Пусть там у колодца они и были дрожащей биомассой, но это там, перед двумя, а может, и тремя магами в черном. Про то, что форма у наездников черная, это всем известно, а они – знамо дело – все маги. И лица за мороком прячут. Хуторянам сие известно и Ольга это понимала. А сама она? Какова она в их глазах? Странная, седая, в изрядных летах, но явно нестарая, командует, как будто право имеет. Жуть жуткая, небывалая. Ольга людишек и вовсе в ступор ввела. На волосы короткие глянешь – и тут же рука рвется сотворить знак, шельму отвращающий.

А старик все ждал ответа…

– Поговорить хочу, старче. Расспросить. Пригласишь в дом?

Хозяин медленно отступил. Может давал понять, что не пустил бы, да куда денешься – подневольные они. А может, неверные от старости ноги, подводили. Оля опять отогнала приступ жалости, вспомнив отца – тот тоже старел мучительно. Живейший разум и никакой силы в теле, не говоря уж про резвость.

У ноги заворчала Тыря. Оля, вот же ж, и про нее забыла и про поводок на запястье намотанный. Пришлось делать вид, что она по три раза на неделе в чужие дома незваной вламывается, да еще и с огромной собакой.

– Мир вашему дому, – поздоровалась Оля, используя универсальную, на ее взгляд, формулу и ругала себя маленьким язычком – в гости и без гостинца! А все мужики – задергали, поторапливая, голову задурили, хоть что-то обдумать не дали. Как долбанула бы Тырькиным фрисби по башкам аристокрацким!

– И тебе без бед, госпожа, – донеслось от окна. Женщина поднялась из-за непонятного приспособления – валик в руку толщиной, прорези на нем. Из каждой прорези нить на гладенький цилиндрик-чурбачок намотана. Эти своеобразные коклюшки еще колыхались – мастерица только что отвлеклась на гостью.Такого рукоделия Ольга еще не видела. Потом заинтересованно оглянулась – циновки? 

Хозяева не мешали ей осматриваться.

Странно как. Неправильно. А что неправильно? Да печи нет. Ни буржуйки, ни голландки, ни камина. Ни-че-го! Даже ничего похожего на теплоотдающую поверхность не имеется. Напротив – все полы были застелены, а стены комнаты завешаны плетеными ковриками. Может, где и был проход в другое помещение, но за обилием занавесей не поймешь. 

Сразу видно, что здесь живет мастерица – то, что висело на стенах по качеству ненамного уступало бамбуковым шедеврам китайского ширпотреба. Соломка не идеально откалибрована, нити, удерживающие плетение отнюдь не яркая синтетика, но все же – красота! И не голые каменные стены, на минуточку! Оля приободрилась даже.

На полу изделия были потолще, плетенка чуть пружинила под ногами, и от этого становилось уютно – не голый пол. Тыря сразу улеглась, ее интерьеры не интересовали. Дорогая подруга спокойна, можно и подремать – набегалась.

А в остальном, все было странным. Вроде все как у людей, да чуточку не так. Через минуту Оля осознала – пропорции. Не будь она мебельщиком, и не сообразила бы. Там стол узковат, тут шкаф странноват. А здесь кровать ненормальная. Ненормально низенькая – не выше детской скамеечки. Потом Оля вспомнит и сообразит, что не было у того шкафа дверец – содержимое прикрывали те же циновки. Их ширина и задавала габариты столярного творения. А ширину циновок определял размер станочка с дивными коклюшками, а из общей массы плетеных изделий – вышивка. Да-да, прямо по траве, или из чего тут плетут? И узор немудреный, а выразительно как. Оля добавила в свой умозрительный списочек на гуманитарную помощь нитки. Толстые и прочные нитки, много-много и ярких-ярких. Нитки она даже впереди ведер поставила. Ясно же, что хуторянка от себя, а то и от семьи кусок отрывала, чтобы стены не пугали стылым камнем. Не яркое все, но такое милое. Оля, не чуждая рукоделия (а куда было деваться во времена дефицита?) ясно видела потенциал, и даже пару идеек себе заметила «на потом». Но сейчас не до того. Главное – люди.

– Как мне обращаться к тебе, старче?

Старик настороженно поднял седую реденькую бровь – чего ждать от небывалого интереса со стороны господ? Беды? Разору? Али хоть какой помощи?

– Ажуром именовали родители, – и чуть отшатнулся от искренней улыбки гостьи, – а это дочь моя, Нанья, госпожа.

Оля кивнула, радуясь простоте имен. Развеселилась от чего-то. Надо же – Ажур. Забавно. Прям родным повеяло.

Нанья Оле понравилась. Лет сорока на вид, да кто возраст угадает при такой-то нищете? Чистенькая. В городе женщины так не одевались – на хуторянке были шаровары! Оля не сразу разглядела их под долгополым жилетом, поверх блузы с короткими, едва до локтя, рукавами. Ни тесемки цветной, ни яркой пуговки. Практичность наряда (ага, как же – наряд, ха-ха-ха) трудно было не оценить – экономично, экологично, эргономично. И тоскливо. Не то что платье-мундир у некоторых. Зато это платье, как щит и меч нынче, как знамя благополучия. 

– Поговорить, бы, дедушка Ажур. – повторила Ольга, намекая, что не лишним было бы присесть. 

Нанья метнулась отодвинуть от стола табурет. Оля потратила пять минут на уговоры: да, она хочет, чтобы Ажур тоже сел, она уважает мудрую старость. Дед опуститься на другой табурет не решался, пока Тыря не подняла голову и не рыкнула в сторону осторожного старика.

Разговорить дедка оказалось потруднее, чем на прием к министру попасть. Да зачем это госпоже знать? Да стоит ли ей барскую головушку забивать? А про то же и так всем ведомо, к чему повторять?

Лед тронулся только после того, как Ольга слегка вспылила:

– Иномирянка я, дед! А то ты не знаешь?! Я про ваш хутор-то неделю как услыхала. От Агава. Хочу понять, как вы живете, чем. Да из первых рук всяко лучше такое узнавать, правда же?

Оля терпеливо выстраивала свою речь так, чтоб дед раз за разом соглашался – сам собой выполз навык общения с особо несговорчивыми заказчиками, которые проектом довольны, а на оформление сделки никак решиться не могут.