много, — хмыкнул демон. — Я ещё поддержу его состояние между жизнью и смертью, но не смогу делать это вечно.

— Мне нужно подумать в тишине.

— Иди в коридор, я не могу отойти от тела твоего друга, иначе он умрёт.

Апрель стояла на балконе больницы, смотря как на горизонте восходит яркое Солнце. Она уже должна была собираться в академию, если бы не ранение Аластора.

Девушка не сомневалась в словах демона, ведь слышала о гордыни этих существ и их любви к сделкам. Преподаватель Азазелло очень любил на монстрологии говорить о демонах и подробно описывал их, будто хорошо знал как старых друзей.

В ней боролись противоречивые чувства. Её пугала смерть Аластора и она боялась жить без него, но в тоже время девушка волновалась за собственную жизнь.

Апрель выросла эгоисткой и первый человек, которого она хотела назвать близким в итоге лишь использовал её. Она не хотела верить, что Аластор такой, но в тоже время понимала, что он другой.

Она не дура и понимала, что «охрана» лишь надуманный для него предлог заботится о ней. Апрель никак не могла понять почему так?

В первый день академии был первой их встречей, они никак не могли успеть сблизится, чтобы Аластор к ней привязался, но почему-то он всё равно впустил её в свой дом и показал лучшую из сторон города.

— Кто ты для меня? А кто я для тебя? — вздохнула Апрель.

Сомневаясь, она коснулась умных часов, которые ей подарил Аластор и набрала номер своей единственной подружки.

— Зачем ты мне так рано звонишь? — из часов послышался сонный голос Элизабет. — Мне скоро в академию собираться.

Утренний ветер растрепал волосы Апрель, что с усмешкой слышала зевание принцессы.

— Просто хочу поговорить и предупредить, что меня с Аластором не будет в академии.

— Что? — воскликнула в часах Элизабет. — Что-то случилось?

— Это…

«Не стоит её беспокоить…» — засомневалась Апрель.

— Всё в порядке, у нас просто дела с документами появились.

— А-а-а! Дела с документами? — понимающе сказала Элизабет. — Да, это та ещё мокита.

— Морока.

— Чего?

— Правильно будет морока, а не мокита, — усмехнулась Апрель.

— Запомнила.

Апрель не видела лица принцессы, но была уверена, что та дуется.

«Наверняка её красивое лицо выглядит сейчас невероятно мило!» — немного завидовала её чистоте она.

— Так зачем ты мне позвонила? Обычно ты мне звонишь, когда хочешь поиграть, — прервала её мысли Элизабет.

— Что ты думаешь об этом городе?

Апрель оглянула с лёгкой тоской, окружающие вокруг муравейники и летящие туда-сюда дроны, но больше её привлекали люди, что копошились внизу постоянно куда-то спеша. Серые, чужие и косо смотрящие на неё, только из-за неприятного запаха и неопрятного вида.

«Это время уже прошло…» — сжала свою грудь Апрель.

— Новая Москва большой город чьи грани я ещё не успела изучить, — начала Элизабет. — Он был построен с нуля, из-за падения старой Москвы. Этот город будто подчёркивает неравенство людей, они постоянно собачатся друг с другом, из-за разных мнений. Богатые презирают бедных, а бедные ненавидят богатых. Я в шоке, что существуют четыре уровня паспорта, раздел на три района, один из которых просто непригоден для жизни.

На миг голос Элизабет замолк.

— Но даже несмотря на это, если пробиться сквозь броню людей, которую они воздвигли, противясь жестокому миру, то можно увидеть то прекрасное, что они скрывают, чтобы не показаться слабыми. Это трудно, вы русские трудные люди, — хмыкнула принцесса. — Например, ты Апрель. Ты при первом своём появлении мне напомнила хулиганов из американских сериалов, которые издеваются над другими людьми лишь ради собственного удовольствия. Но мы случайно пересеклись, вместе заигрались и я поняла, что это лишь скорлупа, которой ты защищаешься от мира. И вы все здесь такие, люди в скорлупе, боящиеся доверится друг другу и признаться в своих слабостях.

— Слабые умирают, — улыбнулась Апрель.

— В трезвом обществе слабых защищают! — твёрдо сказала Элизабет. — Это одна из добродетелей Англии.

— Разве не Великобритании?

— Дура, я из Англии. Мы делимся на Уэльс, Шотландию и Англию, — фыркнула Элизабет. — Могу говорить только за себя и Англию.

— Ты видела территорию России? — закатала глаза Апрель. — Почему вы столь сильно цепляетесь за свою национальную идентичность?

— Откуда ты вообще такие слова знаешь?

— В России такие слова принято знать, у нас народностей… — прервалась Апрель. — Не помню сколько, это мне Аластор рассказывал.

— Мы цепляемся за неё, потому что мы ценим нашу историю и достояние наших предков. Поэтому мне не нравится, когда вы всех нас называете здесь англосаксами. Мы англичане, шотландцы, валлийцы и ирландцы, не считая множества других национальностей.

«Откуда в ней столько патриотизма?» — вздохнула Апрель.

— А наши национальности ты знаешь?

— Эм… — замялась Элизабет. — Якуты? Вас слишком много…

— Я и сама не знаю, — усмехнулась Апрель. — И многие другие уверена тоже.

Апрель потянулась, встречая бьющий её ветер с лёгкой улыбкой.

— Когда я попала в город, то поняла, что он мало чем отличается от третьего района. Люди здесь даже менее свободны, чем в третьем районе. Хотя люди оттуда и не думают о свободе. Здесь ты постоянно кому-то обязан и каждое твоё действие сопровождается подозрительной слежкой от других, при этом здесь всё ещё властвуют синдикаты. Как же выразился Аластор… — почесала затылок Апрель. — А точно! Он сказал, что система перестала служить людям и мы сами стали её рабами. Он говорил, что это неплохо, просто мы зациклились на этом и не пытаемся создать нечто лучшее, ведь всегда есть место прогрессу.

— Что ты этим хочешь сказать?

— В мире есть нечто важнее места, где ты живёшь. Важны люди, которые тебя окружают. Те, кто действительно будут дорожить тобой. Они не зависят от мира, от предрассудков твоего общества и…

Апрель замялась, понимая, что не может словами выразить свою мысль, что хранит в своей душе.

— Без Аластора этот город обречён для меня… — голос Апрель потух. — Поэтому с ним всё будет хорошо.

— Точно что-то не случилось? — подозрительно спросила Элизабет.

— Нет, всё хорошо… — неуверенно ответила Апрель. — Теперь всё будет хорошо. Пока, тебе уже в академию пора!

— Но…

Элизабет не успела возразить, как Апрель повесила