лестницам. Сзади донесся влившийся в голос диспетчера звонкий девичий окрик:

— Подождите!

Но никто не обратил на него внимания.

— Павел! Шифу!

И вот теперь мы все обернулись и увидели бегущих к нам ребят и Алису. Провожать учителя пришли все — и Тимофей, и Рамиль со сломанной рукой. Глаза деда заблестели, он шагнул вперед, и ребята его обступили, Ян проговорил:

— Спасибо, Шевкет Эдемович, за науку! Мы очень-очень ждем вас назад! — Он протянул белый замызганный пакет. — Это вам.

Надо же, они приготовили деду подарок заранее и не проболтались мне!

Дед достал из пакета книгу в кожаном переплете, открыл ее, и оказалось, что это не книга, а ежедневник.

— Ручная работа, — алея ушами, проговорил Минаев, — там гравировка есть. И для ручки чехол.

— Спасибо, — процедил дед, поджав губы, обвел взглядом ребят. — Я обязательно еще приеду.

Алиса не утерпела и обняла его. Кроме Рамиля, Ильи и Минаева, они воспитывались в неполных семьях, им не хватало старшего наставника.

Я встал на цыпочки и заглянул в тетрадь, которую дед держал открытой. Каждый написал деду несколько теплых слов. Не нужно было читать мысли, чтобы понять, как растроган дед. Да он слезы с трудом сдерживает! Но ему удавалось сохранять внешнюю невозмутимость.

Хорошо, что отца еще не выписали, иначе дед до последнего ждал бы его, что омрачило бы момент.

— Время, — напомнила бабушка, и мы всей толпой отправились на перрон.

Дед вошел в вагон и уселся на боковушке, прижав ладонь к стеклу, а мы топились под окном.

Наверное, люди, наблюдавшие за нами, думали, что дед работал учителем, и раз дети не могут с ним расстаться, учитель он очень хороший.

Я стоял чуть в стороне. Ощущение было… осеннее. Как когда еще август, жара и цикады, и море так прогрелось, что ночью оно теплее воздуха, но первые желтые листья и птицы, сбивающиеся в стаи, напоминают, что скоро, уже очень скоро осень вступит в свои права.

Поезд тронулся, Ян и Борис побежали за вагоном, где был дед, к ним присоединилась Алиса, и Рамиль, и вот уже все мы бежим и машем деду руками.

В той жизни я не знал, кто такие дедушка и бабушка, в этой — мы все вместе. Возможно, в параллельное ветке реальности, если она существует, Яна и Алисы уже нет в живых и скоро не станет Каюка. Пусть радость и приправлена щепоткой грусти, но в этой реальности я счастлив и постараюсь, чтобы и люди вокруг меня научились искусству быть счастливыми.

Глава 32

Бойцовский клуб

Проводив деда, бабушка забрала маму, и Каналья их увез, а Юрка остался. Он толокся в стороне и держался меня, но видно было, что ему хочется к нам, он истосковался по общению с ровесниками.

Друзья же или действительно его не узнавали, или делали вид, мы все вместе двигались к троллейбусной остановке. Нам с Гаечкой предстояло вернуться на пляж на мопеде, но хотелось проводить друзей. Каюк топал за нами.

— Народ! — крикнул я на остановке.

Все обернулись, в том числе других пассажиры. Я положил руку на плечо Каюка.

— Узнаете? Саша, молчи!

— Я тоже узнал, — улыбнулся Борис.

Гаечка хитро прищурилась. Алиса шагнула к Юрке, всмотрелась в его лицо и выдала:

— Офигеть, это ж…

Я приложил палец к губам. Парни обступили Юрку, он аж попятился. Парнишка за лето вытянулся на полголовы, раздался в плечах, набрал массу, оброс волосами. Это был уже не тот заморыш с вечно разинутым ртом, которого все помнили. Но главное — с его лица сошло дебильное выражение, взгляд приобрел осмысленность. Разговаривать он стал более связно.

— Это Юра Караев, — представил я им нового Юрку. — Раньше его называли Каюк.

Димон Минаев присвистнул.

— Вот это номер, — оценил перемены Илья. — Фантастика!

Ян шагнул к Юрке, протянул руку и представился. Потом это сделал Тим — серые глаза Каюка недобро блеснули.

— Ты прости, Тим, что я тебя гонял, — покаялся он.

Толстяк почесал лоб, вспоминая. Видимо, его слишком многие гоняли, и всех обидчиков он не помнил. Юрка легонько ткнул его кулаком в пузо.

— Я не понял, ты похудел, что ли?

— Руки убрал, — огрызнулся Тим, и мне захотелось зааплодировать, но я лишь похлопал его по мясистой спине.

— Он с нами занимается, — сказал я. — И да, уже похудел. Ты ж смог стать нормальным, вот и он сможет. Я думаю, никто не будет возражать, если Тим продолжит с нами тренироваться? — обратился я ко всем.

— Да мы уже как-то и привыкли к нему, — прогудел Чабанов. — Пусть остается. — Димон поднял руку. — Голосую за Тимофея.

Взметнулись руки.

— Единогласно, — резюмировал Илья.

— Добро пожаловать в клуб. Дай пять!

Толстяк хлопнул ладонью о мою ладонь и засиял, как медный пятак.

— Эй, а я? — возмутился Каюк. — А можно мне?

— Спасибо! Я… огромное спасибо! — Тим шмыгнул носом и смахнул слезу, щеки его вспыхнули, уши тоже. — У меня никогда, — он снова шмыгнул, — не было… друзей! Приходите ко мне на день рождения! Все приходите. И ты. — Он посмотрел на Каюка. — Послезавтра. В три дня. На поляну у реки!

— Я не смогу, — сказала Гаечка. — Мне надо… в общем, работать.

— Значит, тренировка завтра. Послезавтра будем таскать за уши Тимофея, — заключил я.

Толстяк от радости чуть ли не ламбаду станцевал. Я отлично его понимал, ведь у меня была такая же хотелка: чтобы на мой день рождения пришло много друзей! И было весело! Но отмечали мы обычно в кругу семьи — уныло, потому что я ни с кем не ладил, а потом с Ильей вдвоем. К толстяку, наверное, вообще никто не приходил. Бабушка готовила кучу еды, и они вдвоем это все сжирали в течение нескольких дней.

— Я вообще-то с вами хочу тренироваться, — крикнул Каюк. — Можно? Да, понимаю, пилить туда к вам далеко. Но я смогу. Ну пожалуйста!

Все были настроены благостно, тем более Каюк показал, что может быть нормальным, и его тоже приняли единогласно.

— Нас уже двенадцать человек, — мысленно пересчитал всех Илья.

— Тим временно с нами, так что одиннадцать с половиной, — поправила его Наташка.