В поисках причин, поддерживающих долголетие, ученые и журналисты исследуют так называемые «синие зоны» – разбросанные по миру местности и населенные пункты, где до ста лет доживает больше людей, чем в других местах. Социальная интеграция и связи между людьми являются отличительными чертами всех таких мест. Когда психолог и писательница Сьюзен Пинкер посетила одну такую «синюю зону» – горную деревушку в Сардинии, она обнаружила, что там попросту невозможна социальная изоляция. «Каждый столетний житель, с которым мы встречались, окружен бесчисленными друзьями и родственниками», – пишет Пинкер в книге «Эффект деревни», а затем переходит к рассказу об одной столетней женщине. «Тетя Тереза в свои сто лет остается такой же, какой была всегда: общительной, окруженной множеством друзей, родственников и соседей; все они регулярно навещают ее, болтают о всякой всячине, подчеркивая ее важность в их жизни и ее выдающееся место в общине»[392].

Как замечает Пинкер, вам нет нужды в буквальном смысле жить в деревне, как тетя Тереза, но очень важно создать и поддерживать ощущение, что в вашем окружении есть люди, которые думают и чувствуют так же, как вы. О том же говорят ранние исследования Беркман и Симен. Они обнаружили, что самое главное – это географическая доступность друзей и родственников. Между прочим, Николас Кристакис и его коллеги в своих ранних работах, выполненных в Гарварде, обнаружили, что овдовевшие люди, предпочитающие селиться в кварталах, где много других вдов и вдовцов, живут дольше[393].

Вся надежда на то, что новое, более глубокое понимание дружбы как биологического и эволюционного феномена поможет обратить внимание органов государственного здравоохранения на важность социальных связей. «Эволюционное происхождение феномена, столь важного в жизни людей, придает огромную важность размышлениям о решении возникающих в связи с ним проблем», – говорит приматолог Сьюзен Альбертс, чья работа с бабуинами в Амбосели оказала большое влияние на отношение к этому вопросу. Если бы дружба была чисто культурным феноменом, конструктом человеческого общества, то ее поддержание и избегание противоположного состояния – одиночества – было бы чисто культурной задачей. Но если бабуины, макаки, дельфины и даже степные полевки и рыбки данио-рерио имеют друзей и нуждаются в них, то ответ лежит в какой-то иной плоскости. Если нечто обладает способностью менять работу иммунной системы, увеличивать и уменьшать выброс нейротрансмиттеров в мозге, продлевать или укорачивать жизнь, то и относиться к этому надо соответственно.

Холт-Лунстад не стесняется громко заявлять о критической важности социальных связей и одиночества как феноменов, которые должны стать объектами пристального внимания органов здравоохранения. «Слишком долго все эти проблемы рассматривались как связанные исключительно с эмоциональным благополучием, но не с физическим здоровьем и долголетием, – сказала она, когда мы встретились в Университете Янга, в ее кабинете с видом на горный пейзаж. – Люди смотрят на отношения как на нечто личное и сугубо эмоциональное, не имеющее отношения к физическому организму». Она пытается публиковаться в топовых медицинских журналах, а не только в психологических, потому что хочет, чтобы деятели здравоохранения, профессионалы-медики услышали ее голос. В своей призывающей к решительным действиям статье, опубликованной в 2017 году, Холт-Лунстад писала, что американские органы здравоохранения проявляют излишнюю медлительность в признании того факта, что социальные связи снижают смертность, а их отсутствие ее значительно повышает, причем даже сильнее, чем факторы, на которые обращают больше внимания и тратят больше ресурсов, – такие как ожирение и загрязнение воздуха[394].

Для того чтобы изменения в данной сфере стали реальными, необходимы совместные усилия общин, учреждений и корпораций. Просто говорить людям, что надо менять поведение и привычки, обычно не помогает. Врачи и специалисты государственного здравоохранения вот уже десятки лет советуют людям быть физически активными и есть овощи. Однако далеко не все следуют этим советам. Но что будет, если дружба и социальные связи станут заботой тех, кто определяет политическую повестку дня? «Если наша цель не изобретать новые отношения, а помогать сохранять естественные, которыми люди располагают в своей жизни и которые не разрушают их здоровье, то что в таком случае нужно делать? – спрашивает Лайза Беркман и сама отвечает. – Нам нужна политика, ориентированная на семью. Нельзя заставлять близких людей жить в противоположных концах страны, нельзя вынуждать их разрывать связи. Надо поощрять волонтерское движение и спаянность общин, а также сохранять населенные пункты и общины, где люди естественным образом находятся в постоянном тесном контакте. Именно такая политика, на уровне компаний, штатов или городов, уменьшает социальную изоляцию».

Всякий, кто рос в семье военнослужащего, как, например, моя подруга Стефани, может на собственном опыте подтвердить, как важны социальные связи. Стефани училась по меньшей мере в десяти школах и колледжах, а с места на место семья переезжала и того чаще, иногда в середине учебного года. Все детство она была новеньким ребенком в классе и ни с кем так и не завязала длительных дружеских отношений. Идею холить и лелеять такие связи просто необходимо довести до сознания политиков.

Другой пример можно привести из медицины, представители которой должны наконец понять, что друзья тоже могут оказать пациенту значимую поддержку. Бывшая учительница английского Джоан Дельфатторе, которой сейчас за семьдесят, много писала и говорила о своем опыте «быть больной и одинокой». Онколог, обсуждая с ней перспективы лечения, спросил, есть ли у нее супруг или дети. «Когда я ответила, что у меня нет ни супруга, ни детей, на его лице отразилась совершенно искренняя озабоченность, – писала она в Washington Post[395]. – „Как вы справитесь?“ – спросил он». С учетом отсутствия у пациентки близкого семейного окружения врач предложил только одно, довольно слабое, лекарство, хотя стандартом является назначение более жесткого – и более эффективного – комбинированного химиотерапевтического лечения. «Когда я попыталась рассказать ему, что у меня много друзей и родственников, мои слова не возымели на него никакого действия», – рассказывает Дельфатторе. Она поменяла врача и получила требуемую комбинированную химиотерапию, которая, она уверена, и спасла ей жизнь. Дельфатторе – ученый (хотя и в немедицинской сфере) и поинтересовалась всеми исследованиями, какие смогла найти, об особом отношении к лечению одиноких людей. «Во всех исследованиях говорилось о существенной разнице в лечении состоящих в браке и одиноких пациентов», – отмечает Дельфатторе. Она надеется, что обнародование ее истории поможет направить внимание медицины на оказание реальной помощи пациентам, а не на выяснение того, кто сможет поддержать их.