суде Париса превращается в пикантную жанровую сценку встречи хитрого пастуха с тремя красотками. Из мифов о чудесном рождении Афины и Диониса Лукиан делает веселые фарсы с незадачливой роженицей Зевсом в главной роли. Замечательной антирелигиозной сатирой становится «Зевс трагический». На Олимпе царит паника, вызванная слухом о том, что на земле философы заспорили о существовании богов. В менипповском стиле каждый из богов, кто в стихах, кто в прозе, высказывает свои опасения, ворчит, бодрится или отчаивается. Так как даже сам прорицатель Аполлон не может предрешить исход спора, боги приоткрывают небесные ворота и начинают вслушиваться в туманные речи спорящих философов. Ничего не поняв в них, боги утешают себя тем, что на свете еще остается много глупцов, которые не будут сомневаться в их существовании и поэтому им не грозит потеря необходимых доходов. «Богам Греции, которые были уже раз — в трагической форме — смертельно ранены в «Прикованном Прометее» Эсхила, — писал Маркс, — пришлось еще раз — в комической форме — умереть в «Беседах» Лукиана. Почему таков ход истории? Это нужно для того, чтобы человечество весело расставалось со своим прошлым»[110].

В менипповских диалогах кинического содержания («Разговоры в царстве мертвых», «Менипп», «Харон», «Петух» и др.) Лукиан обращается к мифологии с тем, чтобы обосновать эфемерность общепризнанных ценностей и призрачность земного счастья. В его осмеянии богачей, которые в царстве мертвых оказываются несчастнее последних бедняков, возможно, звучат отголоски тех настроений, в которых искали утешения социальные низы римской империи. Но реально живших утешителей-шарлатанов, выдававших себя за спасителей, чудотворцев и прорицателей и обманывавших не только невежественных доверчивых людей, но и власть имущих, Лукиан высмеивает в послании типа пародийно-сатирической биографии «Александр, или лжепророк»[111] и в «Кончине Перегрина». В поисках популярности и славы Перегрин примкнул к одной из христианских сект, где «почитали его как бога, прибегали к его помощи как законодателя и избрали своим покровителем». Когда же Перегрин почувствовал, что ему не миновать разоблачения, то в целях укрепления пошатнувшегося авторитета он прибегнул к самосожжению, а его поклонники сумели инсценировать вознесение[112].

Оба эти произведения относятся к последней поре творческой деятельности писателя, когда он сам, отрицавший до сих пор государственную службу, занял высокий административный пост в Александрии. В этот период Лукиан предпочитал диалогам форму посланий. К ним относится сочинение «Как следует писать историю» — злая пародия на труды современных ему историографов. В «Правдивых историях» Лукиан высмеивает безудержную фантастику приключенческих романов того времени. Герой этого послания, потерпев кораблекрушение, оказывается на ... луне, принимает там деятельное участие в войне с жителями солнца, а затем, примирив враждующие стороны, благополучно возвращается на землю.

Лукиан вошел в историю литературы как один из самых замечательных сатириков. Однако его творчество несет на себе следы неизбежной исторической ограниченности. Его остроумной и изящной сатире недостает глубокого идейного содержания. Конечно, он неизмеримо выше всех представителей второй софистики, но сам живет и творит в книжной традиции, которой владеет более умело, чем все его учителя. Трудно даже сказать, насколько серьезной является приверженность Лукиана, например, к аттицистическому стилю и не входит ли она в его игру как элемент иронии и самоиронии. Дыхание времени заката античной культуры ощущается в том, что вся критика Лукиана негативна. Положительная программа у него отсутствует. «Считая все пустым вздором, — советует Лукиан, — преследуй только одно: чтобы настоящее было удобно; все прочее минуй со смехом и не привязывайся ни к чему прочно».

Сатира Лукиана была известна уже в Византии, а в XV в. с нею познакомилась Европа. Лукиана превозносили итальянские гуманисты, ему подражали Эразм Роттердамский и Гуттен, использовали Рабле, Сервантес, Свифт и Вольтер. Первым переводчиком Лукиана в России был Ломоносов.

4. ПРОЧАЯ ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНАЯ ПРОЗА. РОМАН И ЭПИСТОЛОГРАФИЯ

Историография II—III вв. продолжала оставаться одним из распространеннейших видов повествовательной прозы, сохраняя свою развлекательно-назидательную ориентацию. Однако историко-литературная ценность большинства исторических трудов была значительно ниже их популярности. Общими их недостатками являлись компилятивность, поверхностное знакомство авторов с материалами, отсутствие критического подхода, риторичность и напыщенность стиля. Но даже лучшие из историографов этого времени известны плохо. Немного сохранилось из «Римской истории» Аппиана (II в.). Лучше известен его современник Арриан из Вифинии, крупный правительственный чиновник, ученик философа Эпиктета и страстный поклонник древнего историка Ксенофонта. Арриан был талантлив и поэтому менее зависел от софистической риторики. Ему принадлежало много различных трудов, среди которых почетное место занимал «Поход Александра». Следуя за «Анабасисом» Ксенофонта и подражая его писательской манере, ориентируясь на доброкачественные и надежные источники, Арриан описал поход Александра так, что образ македонского царя сохранился в своей исторической достоверности. «Плавание вокруг Понта Эвксинского» — описание путешествия Арриана по Черному морю, а «Аланская война» — история отражения кочевников аланов, напавших на одну из малоазийских провинций, которой управлял Арриан. Важным чиновником был также соотечественник и младший современник Арриана Кассий Дион, автор огромнейшей сохранившейся в отрывках «Римской истории», к которой часто обращались византийские историки. В отличие от Арриана Кассий Дион старается подражать Фукидиду и Демосфену, поэтому стиль его изложения сложен и витиеват.

Из историков III в. внимания заслуживает Геренний Дексипп, принадлежавший к древнему афинскому роду и сохранивший превосходную аттическую традицию. Его «Летопись», в которой изложены исторические события от древнейших времен до 270 г., оказала большое влияние на византийские всемирные хроники.

К историографии примыкают всевозможные псевдоисторические произведения, чаще всего сборники, авторы которых ссылками на историческую достоверность пытались обосновать реальность самых невероятных происшествий и ситуаций, продемонстрировать свою мнимую эрудицию. Так, например, составлен сборник «О необыкновенных людях и долгожителях», в котором фигурируют привидения, гермафродиты, великаны, уроды[113]. К этому же типу относятся сочинения Клавдия Элиана (III в.), римлянина, столь хорошо овладевшего греческим языком, что он сумел по-гречески изложить знания, почерпнутые им из греческих справочников и словарей. В сборнике «О природе животных» Элиан собрал многочисленные курьезы из естественной истории, но, развлекая читателей, он не забывает напомнить им о неисчерпаемой мудрости природы, к которой людям следует приобщиться. Так, рассказав о брачном союзе одной из пород рыб, он восклицает: «О, благородные и достойные уважения законы, которыми бесстыдно пренебрегают порочные люди!». В «Пестрых историях» Элиан собрал всевозможные курьезные происшествия и исторические анекдоты. В начале III в. появилась удивительная книга Афинея «Пирующие софисты». Афиней был не только уроженцем и жителем Египта, но и превосходным знатоком сокровищ александрийской библиотеки. Подражая «Пиру» Платона, он привел на пир к некоему богатому римлянину 29 ученейших мужей, чтобы пересказать