Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы так думаете? — Я поворачиваюсь к Анне. — Может, спросим ее?
Судья Десальво складывает на груди руки.
— Кстати, о рисках, — ровным голосом продолжаю я, — не расскажете ли вы нам об исследовании долгосрочного воздействия уколов фактора роста, которым Анна подвергалась дважды в процессе подготовки к забору материала для трансплантации?
— Теоретически никаких долгосрочных последствий быть не должно.
— Теоретически, — повторяю я. — Почему теоретически?
— Потому что исследование проводилось на лабораторных животных, — признает доктор Чанс. — Воздействие на людей все еще находится в стадии изучения.
— Как утешительно.
Чанс пожимает плечами:
— Врачи не склонны прописывать пациентам лекарства, которые могут привести к большим проблемам.
— Доктор, вы слышали что-нибудь о талидомиде?
— Разумеется. Вообще-то, недавно возобновлены его исследования как средства против рака.
— А раньше это было одно из важнейших средств, — замечаю я. — С катастрофическими побочными эффектами. Кстати говоря… есть какие-нибудь риски, связанные с изъятием почки при донорстве?
— Не больше, чем при других операциях, — отвечает доктор Чанс.
— Может Анна умереть от осложнений?
— Это весьма маловероятно, мистер Александер.
— Тогда давайте представим, что Анна прошла эту процедуру с блеском. У нее остается одна почка. Какое влияние это окажет на ее дальнейшую жизнь?
— Никакого, — отвечает врач. — В этом вся прелесть.
Я передаю ему листовку, выпущенную отделом нефрологии больницы, где он работает.
— Прочтите, пожалуйста, выделенный абзац.
Он снова надевает очки:
— Повышенный риск гипертензии. Возможные осложнения во время беременности. — Доктор Чанс поднимает взгляд. — Донорам рекомендовано воздерживаться от занятий контактными видами спорта, чтобы исключить риск повреждения оставшейся почки.
Я сцепляю руки за спиной:
— Вы знали, что Анна в свободное время играет в хоккей?
Чанс поворачивается к ней:
— Нет. Не знал.
— Она вратарь. Была вратарем уже несколько лет. — Я даю слушателям прочувствовать смысл сказанного. — Но раз это донорство остается гипотетическим, давайте сфокусируемся на тех случаях, которые уже имели место. Уколы фактора роста, забор донорских лейкоцитов, стволовые клетки, костный мозг — эти мириады медицинских процедур, которые вытерпела Анна, по вашему экспертному мнению, доктор, не принесли никакого существенного вреда ее здоровью?
— Существенного? — Он колеблется. — Нет, не принесли.
— А получила ли она от них какую-нибудь пользу?
Доктор Чанс долго смотрит на меня, а потом говорит:
— Разумеется. Она спасала свою сестру.
Во время перерыва на ланч мы с Анной едим наверху в здании суда, когда в комнату заглядывает Джулия:
— Это закрытая вечеринка?
Анна машет ей рукой, чтобы входила. Джулия садится, не удостаивая меня даже взглядом.
— Как дела? — спрашивает она.
— Хорошо, — отвечает Анна. — Только я хочу, чтобы все это поскорее закончилось.
Джулия вскрывает пакетик с салатной заправкой и выливает ее на принесенную с собой еду.
— Закончится, не успеешь заметить.
При этих словах она косится на меня.
Этого хватает, чтобы я вспомнил запах ее кожи и место под грудью, где у нее родинка в форме полумесяца.
Вдруг Анна встает и заявляет:
— Пойду погуляю с Джаджем.
— Ты сдурела! Там репортеры, они еще не ушли.
— Значит, я погуляю с ним по коридору.
— Нельзя. С ним должен гулять я. Это часть дрессировки.
— Тогда пойду пописать, — заявляет Анна. — Это я могу сделать сама, правда?
Она выходит из конференц-зала, оставляя меня, Джулию и все, что не должно было случиться, но случилось.
— Анна специально оставила нас одних, — подмечаю я.
— Она умная девочка, — кивает Джулия. — Легко прочитывает людей. — Потом опускает пластиковую вилку. — Твоя машина вся в собачьей шерсти.
— Знаю. Все время прошу Джаджа, чтобы завязывал волосы в хвостик, но он не слушается.
— Почему ты меня не разбудил?
— Потому что мы стояли на якоре в непробудной зоне, — усмехаюсь я.
Джулия даже не улыбается:
— Прошлая ночь была для тебя шуткой, Кэмпбелл?
В голове всплывает старая поговорка: «Если хочешь рассмешить Господа, расскажи Ему о своих планах». И так как я трус, то хватаю пса за ошейник.
— Мне нужно выгулять его, пока нас снова не позвали в зал.
Голос Джулии летит вслед за мной к двери:
— Ты не ответил.
— Ты сама этого не хочешь, — говорю я и не оборачиваюсь, чтобы не видеть ее лица.
В три часа судья Десальво переносит слушания на день, потому что у него по расписанию еженедельный прием у хиропрактика. Я провожаю Анну до холла, чтобы передать отцу, но Брайана нет. Сара удивленно озирается:
— Может быть, его вызвали на пожар. Анна, я…
Однако я кладу руку на плечо девочки со словами:
— Я отвезу тебя на пожарную станцию.
В машине она молчит. Я въезжаю на парковку и не глушу мотор.
— Слушай, может быть, ты этого не поняла, но первый день у нас прошел отлично.
— Да ну, — хмыкает она и выходит из машины.
Джадж тут же перескакивает на освободившееся переднее место. Анна идет к станции, но вдруг сворачивает влево. Я начинаю отъезжать, а потом, сам не знаю почему, выключаю двигатель. Оставив пса в машине, следом за Анной я иду на задворки здания.
Она стоит там, как статуя, обратив лицо к небу. Что мне делать? Что сказать ей? У меня никогда не было детей. Я о себе-то едва способен позаботиться.
Но Анна заговаривает первой:
— Вы когда-нибудь совершали плохой поступок, зная, что он плох, хотя по ощущениям вроде все было нормально?
Я думаю о Джулии.
— Да.
— Иногда я себя ненавижу, — бормочет Анна.
— Иногда я тоже себя ненавижу.
Это ее удивляет. Она смотрит на меня и снова устремляет взгляд в небо:
— Они там. Звезды. Даже когда их не видно.
Я сую руки в карманы:
— Раньше, глядя на звезды, я каждую ночь загадывал желания.
— Какие?
— Получить редкую карточку с бейсболистом для своей коллекции… золотистого ретривера… чтобы пришла красивая молодая учительница.
— Папа говорил, что группа астрономов обнаружила место, где рождаются звезды. Только нам потребовалось две с половиной тысячи лет, чтобы увидеть их. — Она поворачивается ко мне. — У вас хорошие отношения с родителями?
Я готов соврать ей, но потом вдруг качаю головой:
— Раньше я думал, что, когда вырасту, буду таким же, как они, но я не такой. И дело в том, что где-то посреди дороги я перестал этого хотеть.
Солнце омывает молочную кожу Анны, подсвечивает линию ее шеи.
— Понятно, — говорит она. — Вы тоже были невидимкой.
Вторник
Легко огонь в начале затоптать;
Дай разгореться — не зальешь рекою.
Кэмпбелл
Брайан Фицджеральд — мой затвор.