class="p1">– Я никогда ни над кем не насмехаюсь, – отвечает Орест, но он не в силах скрыть улыбку. – Я просто удивлен тем, что ты его приняла.

– Я не могла его отослать. Он наш враг, а врагов лучше держать поближе. Так их проще контролировать.

– Как я ему сочувствую. Он-то, наверное, считает, что попал в гости к безобидной жене микенского царя.

Она берет Ореста за руку.

– Я могу быть безобидной. – Орест глядит на мать, вскинув бровь, и они обмениваются улыбками.

В трапезной факелы озаряют светом блестящий мясной жир и золоченые амфоры с вином. Клитемнестра приказала расставить вдоль стен десять стражников. Леон в последнее время ужинал вместе с ними, но сегодня стоит у кресла во главе стола, с мечом на поясе.

Эгисф уже сидит на краю скамьи, напротив Электры. Ее каштановые волосы струятся по спине, а большие оленьи глаза внимательно изучают незнакомца. Хрисофемида рассказывает какую-то историю, а снующие вокруг слуги подливают вино, слушают и хихикают.

– Добро пожаловать в Микены, ваша милость, – ослепительно улыбаясь, произносит Орест и усаживается рядом с Электрой. Клитемнестра садится во главе стола.

– Благодарю, – отвечает Эгисф.

– Должно быть, необычно вернуться сюда после стольких лет, – говорит Орест.

Эгисф склоняет голову.

– Я не думал, что царица меня примет.

– У моей матери много добродетелей, – отвечает Орест, выбирая кусок баранины. – Сила, мудрость, отвага, щедрость. Всё это у нее есть.

Эгисф внимательно изучает его, пытаясь понять, насмехаются над ним или нет.

– Откуда вы, ваша милость? – спрашивает Хрисофемида.

– Из леса, – отвечает Эгисф.

– Вы питались козьим молоком? А вы охотились?

– Что-то вроде того.

– Я слышала, что один муж так долго прожил в лесу, что к нему пришли наяды. Они оставили свои заводи и топи, дали ему пищу и кров. Но когда он захотел уйти, они его не отпустили. Они ведь ревнивы.

Хрисофемида говорит быстро, торопливо; с тех пор как уехал отец, ей постоянно нужно рассказывать истории, чтобы убежать от печали, смятения и любых проявлений жестокости. Она словно бы старается прикрыть уродство мира сверкающим снежным покровом, а когда он тает, ей приходится искать другой.

– Моя дочь знает множество увлекательных историй, – говорит Клитемнестра. – Не хочешь рассказать парочку, Хрисофемида? Может быть, это развлечет нашего гостя.

– Конечно, – радостно отзывается Хрисофемида. – Есть одна история о Борее и жеребце…

Она так быстро и так восторженно говорит, что забывает есть. Эгисф слушает ее, нахмурив брови, и едва притрагивается к пище. Он изредка бросает взгляд на Клитемнестру, но она делает вид, что поглощена историей дочери, и старается не пропустить момент, когда нужно засмеяться.

Ей хочется задавать ему вопросы, выудить из него правду и понять, что скрывается за его озадаченным лицом. Но она не уверена, что он станет говорить. Едва ли он вообще когда-то разговаривал в своей жизни. Она представила, как мысли роятся у него внутри, словно черви в земле, обреченные вечно оставаться в тени.

Елена очаровала бы его своей красотой и тонким умом, смягчила бы его до такой степени, что он раскрылся бы так же легко, как спелый персик.

Кастор раздразнил бы его, колол бы его словами, точно иголками, пока он не заговорил бы.

Тимандра и Полидевк не стали бы даже пытаться. «Он опасен, – сказали бы они. – Лучше избавиться от него». И были бы правы.

Он опасен, но она не может от него избавиться, поэтому ей нужно найти способ разбить его скорлупу. Ей придется испачкаться в земле, чтобы вытащить тех червей на свет.

Она возвращается в свои покои в одиночестве. Шум дворца угасает, затихает, как звуки под водой. Она приказала проводить Эгисфа обратно в гостевые покои и теперь думает лишь о том, сможет ли он заснуть. Она сама точно не сможет, ей нужно быть настороже.

Когда она подходит к своей комнате, из тени выплывает знакомая фигура.

Леон.

– Я же приказала тебе проследить, чтобы Эгисф не покидал своих покоев, – говорит она.

– Я оставил у его дверей пятерых стражников. Он не выйдет без вашего ведома.

– Хорошо.

Она проходит мимо него и отворяет дверь.

– Моя госпожа, разве не стоит его отослать? – спрашивает он.

Она оборачивается:

– Это решать мне, а не тебе.

– Он опасен. Вы же знаете, как долго старейшины пытались его отыскать. Все думали, что он мертв. И теперь он приходит сюда, после всего того, что он пережил в этих стенах… – Леон делает глубокий вдох. – Он как бешеный пес, которого избили до полусмерти, но он каким-то образом умудрился выжить, пробрался обратно и может наброситься в любой момент.

– До сих пор он не пытался причинить вреда ни мне, ни моим детям, – отвечает Клитемнестра.

– Вы и Одиссею доверились, когда нас позвали в его шатер, – хрипло говорит Леон дрожащим голосом.

Ее удар обрушивается так молниеносно, что он не успевает отреагировать. Когда он снова поднимает на нее взгляд, в его глазах видна печаль.

Она стискивает кулаки и проговаривает каждое слово так, будто метает ножи:

– Это ты решил пойти со мной вместо того, чтобы остаться рядом с моей дочерью. Я просила тебя защищать ее. А ты вместо этого решил защищать меня, не понимая, что моя жизнь без нее – ничто. Заговори об этом еще раз, и я отошлю тебя.

– Да, моя госпожа. – Он произносит эти слова так тихо, как будто ей послышалось, но она всё равно закрывает за собой дверь, оставляя Леона снаружи.

Когда она выскальзывает из своих покоев, чтобы пойти в сад, солнце уже давно закатилось за горы, а небо очистилось и потемнело. Стоя в одиночестве среди цветов, она вспоминает сестру, чего не делала уже несколько лет.

В последний раз она думала о ней три зимы назад, когда гонец принес ей весть о смерти матери. Она не нашла в себе слез.

– Как она умерла? – спросила она.

– Во сне, – ответил гонец, и Клитемнестра подавила в себе горький смешок. Ее мать, некогда охотница и воительница, умерла во сне от всего выпитого ею вина.

Такова судьба женщины: неважно, насколько она умна и блистательна – в конце концов ее раздавит, как жернова – зернышко. И что теперь осталось от Леды? Слухи, мифы. Женщина, которая возлегла с богом грома и молний; царица, которую силой взял лебедь; мать самой красивой женщины на свете. Но она значила гораздо больше.

Всю ночь Клитемнестра бродила по дворцу, оплакивая свою мать, которая рассказывала ей о лесных богах, о Рее и о том, как та шепчет в священных пещерах и кипарисовых рощах. Женщину, которая