— Анна, прекрати! Ответь, пожалуйста, на несколько вопросов. Как на духу.

— Ну начинается. Отдыхай, Саня.

— Боюсь, нам хотят пристроить вечный отдых, — сказал я.

И задал вопрос, который мучил меня, она, сестра моя, работала на него, генерала? Не она ли сообщила о наших изысках в банковской Сети и танцах в предрассветном коридоре. С шампанским.

— Я, — призналась. — Долгая эта история, Алекс, как наш путь в трубе.

— А я не тороплюсь, — сказал я. — И тебе некуда.

— А на самолетик, братик.

— Он подождет, — строго проговорил я. — Если надо, рейс отменим. В национальных интересах.

— Ох, аника-воин, — пыхнула сигареткой. — Ну слушай сказку-быль.

По её словам, генерал Орехов умеючи перекроился в новых условиях. На кого трудится? Это она не знает. На какую-то финансово-промышленную группу. Как? На банковский синдикат, деревня. Понятно, ответил я. А почему она так считает?

Сестра вздохнула и сказала, что надо въехать в прошлое. Я согласился покататься на горках былого.

И мы поехали — оказывается, лет десять назад, когда наша республика переживала компьютерный бум, организовалась фирма ЛТД «Компьютерейшен-трейшен» (название условное), сотрудничающая с домом Курье.

Делами заправлял Роби, супруг Анны, но ей удалось узнать о конгениальной афере, которую прокручивали заинтересованные стороны.

Все просто, как бином Ньютона. ЛТД заключала официальный договор с домом Курье о приобретении, скажем, десяти тысяч компьютерных машин. С предварительной оплатой. И гнали в USA мешки с баксами. В банк имени Авраама Линкольна.

Дальше — ещё проще. Дом Курье поставлял писюки — факт. Но штук сто вместо десяти тысяч. Как говорится, почувствуйте разницу. То есть два нолика каким-то странным образом терялись в официальных документах.

Разумеется, вся сумма, которая висла в банковских хранилищах Авраама Линкольна, делилась между ушлыми пройдохами. Мошенниками международного класса. В каких долях? Это покрыто мраком, какой был в подземных коллекторах. Да это и неважно.

И скорее всего, это только маленькая толика бизнеса, коим занимался господин Орехов, являясь надежной «крышей» для подобных сделок.

— Да, — задумался я. — Два нолика, как в нужнике.

— Ты о чем, Саша?

— Нет, ничего, — ответил. — Все на своих местах. Играл со мной, как кошка с мышкой. — И возмутился. — Вот, сука толстопузая?! И все эти трупы. Фору не пожалел, выродок. Нас держал до последнего, нужны были. А ее!.. Урод!.. Я его сделаю!..

— Успокойся, брат. Он и меня надул, как дуру последнюю.

— Тебя?

— Конечно. Обещал миллион долларов за помощь.

— Ну? — не поверил.

— Гну, — засмеялась сестричка. — Ой, мне пора…

В усадьбу заплывал белый автолайнер; два кента-друга из Алабамы, выглядывали из окошек, зубасто улыбались, как родные.

Слава Богу, мы их не взяли на Объект, хотя они настаивали. Представляю, как эти головорезы вместе с Арсенчиком пихались бы в одной трубе. Не зная, в отличие от нашего солдата, самого могучего языка народов СССР(б). С помощью коего можно творить самые невероятные и феерические дела.

Я и Аня прошли по мирному дворику усадьбы. Бойцы попрятались в холодных комнатах, кроме Арсенчика, размалеванного зеленкой по всему большому своему телу, и от этого схожего на мексиканский ядовитый кактус. Ратоборец занимался нужным делом — чистил АКМ.

— Молодца, — похвалил я. — Вот такие у нас люди, герои.

— Отличная маскировка, герой, чуть мимо не прошла, — пошутила Анна. До свидания. Рада была познакомиться.

— Так это… — необыкновенно засмущался Арсенчик; попытался, поднявшись, сделать книксен. — И вам всего…

— Да, сиди ты, ради Христа, — струхнул я от такой галантности: ещё пальнет ненароком.

Мы подошли к Lincoln. Я пожал руки телохранителям, будто передавая им сестру в полной сохранности.

— А куда ты эту бомбульку?.. — Анна задержалась у открытой дверцы.

— Спрячу в надежное место — в бочку с огурцами.

— Предупреждаю, за неё Орехов войска поднимет, — нырнула в салон; предложила: — Отдал бы мне. На сохранение. Никто не догадался бы.

— Аня, — обиделся. — Национальное достояние. Нельзя.

— Тогда держись, Саня, я тебя предупредила, — отмахнул легкой перчаткой. — Что-то я ещё хотела сказать?

— Ждем осенью, — вспомнил о будущем необратимом событии. — Скоро будешь теткой.

— Я — тетка? Какой кошмар!

— Будешь гордиться, — шел за импортной колымагой; бумеранг знака качества плыл на багажнике.

— Бай всем! — закурила.

— Ага!

Обогнув клумбу, лимузин зашелестел по асфальту — вперед-вперед! К дальним металлическим воротам.

Подойдя к клумбе, я остановился и смотрел вслед авто. Не знаю почему? От хризантем поднимался душноватый и теплый запах. Он запомнился мне, этот запах. Умирая, буду помнить этот душноватый и жирный запах смерти.

Створки автоматических ворот открылись — Llincoln, шаркнув колесами, устремился вперед! Вперед в свободное лиственное пространство, похожий на огромный бумеранг, запущенный уверенной и твердой рукой.

… Чудовищная сила двух кряду взрывов прервало это вольное движение.

Обесцвеченное пламя, обрамленное нечистым дымом плеснулось к деревьям, опаляя их изнеженную живую ткань.

Мне показалось — кричат деревья. От бессилия. Но, кажется, кричал я. От ненависти.

… Автомобильная коробка корежилась, как пластмассовая игрушка, кинутая детьми в костер.

В какой-то шалый миг, показалось: там, в огненной геенне, мелькнула Аня, отмахивающая мне рукой. А в руке той сигаретка, пыхнувшая прощальным нимбом — прощальным сиянием грешной её души.

(Думаю, моей младшенькой, повезло: от прямого попадания двух фугасных ракет — смерть легка и летуча. Человеческая система жизнеобеспечения не успевает отреагировать на подобное молниеносное насилие.)

… Секунда, похожая на вечность. Вечность, похожая на секунду. И за эту секунду прекрасный мир рухнул, превратившись в обугленную и мертвую планету по имени Анна.

… Вечность, тошнотворная от запаха хризантем.

И, рухнув в эти душные цветы смерти, я продолжал исступленно орать. И, казалось, что именно от моего ора лопаются стекла окон усадьбы, дыбится земля и в кроваво-рваные клочья рвется надежда и смысл нашей жизни.

На самом же деле это был стандартный обстрел объекта, проводимый отрядом спецназначения по чрезвычайным законам военного времени.

Какие могут испытывать чувства человек, когда его пытаются уничтожить, как боевую единицу? Cамые положительные. Не знаю, кого как, а меня звуки ближнего боя бодрят, как стакан водки на поминках.