– Кажется, понимаю.

Скоростной поезд Ла-Рошель – Париж спокойно шёл себе триста километров в час. Надя нехотя поддерживала дорожную беседу, чтобы уж не нарушать данного обещания, чтобы всё было как прежде. И снова отворачивалась к окну.

«А ведь эта паршивка, эта самая Луи мне уже было начала нравиться как мужчина», – издеваясь сама над собой, думала Надя.

Сегодняшняя странная находка не давала ей покоя, казалось, челюсть вот-вот прокусит сумку и цапнет за руку или за ногу. Эта глупая навязчивая ассоциация становилась всё острее с каждой минутой, так что Надя наконец не выдержала и выскочила вместе с сумкой в туалет. Там закрылась, поставила сумку на раковину и с изумлением воззрилась на своё отражение в зеркале. После всех безумных метаморфоз, свидетелем которых она сегодня стала, Наде показалось, что и в её лице что-то необъяснимо изменилось. Скорее бы кончалась вся эта петрушка-чертовщина. Надо посмотреть, что там ей положили в шёлковый мешочек. Надо разорвать его, а лучше разрезать, надо, надо…

По счастью, как-то в сумке оказались маникюрные ножнички – ума не приложу, когда я их сюда клала. Неважно, теперь она положила челюсть на стеклянную полочку, пальцы слегка дрожали – или это дрожал со скоростью триста километров в час поезд? Она аккуратно отрезала мешочек от проволоки, вскрыла его и чуть не уронила содержимое в раковину.

Блестящий, гладкий чёрный кусочек. Неужели из-за этого весь сыр-бор? Рыбий хвостик, сантиметра два – два с половиной в длину. Надя держала его на ладони, пытаясь представить, как там всё было. Наверное, за тем парнем, за пловцом, охотились двое на лодке. Они, видимо, знали, что у него талисман. Пытались отнять, били. А он? Может, специально выплюнул челюсть, чтобы драгоценность не досталась врагам? Может, он видел, что она бежит к нему на помощь? И выплюнул челюсть специально для неё?

Да, смешно. Что, интересно, с ним дальше стало? Жив он хотя бы? А то смешно ей, видите ли.

Надя сунула исомскую реликвию обратно в мешочек, подумала секундочку и отправила мешочек в нагрудный карман блузки. Челюсть, может, оставить здесь? Нет, улика. И потом, лучше с собой, на память. Трагикомическая память о том несчастном пловце.

Когда Надя вернулась в вагон, Луи сладко посапывал, откинувшись в своём кресле. Или делал вид, что сладко посапывает. Теперь уже невозможно верить ни в истинность, ни в естественность чего-либо.

Проходя на своё место к окну, Надя слегка задела лежавшую на коленях своего спутника какую-то тетрадь. Уселась и мельком глянула: ежедневник, раскрытый на каких-то июльских днях. Крупно, наискосок, через всю страницу написано: «Не забыть сделать копию».

Надя отвернулась к быстробегущей природе за окном. Копия, копия. Кстати, хорошая мысль. И ещё много разных хороших мыслей. Как, например, определить, что это, в её кармане, и есть оригинал? Ладно, допустим. Что дальше? Что делать ей с этим хвостом? Отдать, если потребуют за возвращение Поля? Или нет, как советовал безумный коллекционер? Говорит, что рыба даёт ей и её детям какую-то там магическую силу. А вот врачи говорят, что у неё не может быть детей. Они с Полем пытались родить, она даже лечилась, но как-то всё больше увы. Может, рыба волшебным образом ей хоть в этом поможет?

Надя грустно усмехнулась и мысленно оттолкнула эту мысль ногой. Чушь собачья. Может, талисман поможет ей наладить отношения с мужем? Было бы неплохо. Теперь, когда прошли влюблённость и любовь, надо начать всё сначала. Надо попробовать вылепить семью практически с нуля, написав план действий и вместе обсудив возможные варианты. Поль психолог, он должен понять. По крайней мере, она постарается. Конечно, рыба тут ни при чём, всё нужно самим.

А работу, пожалуй, пора бросать. Хватит уже бегать с подносами. Всё, буду искать себе по специальности.

Ой, что это она такая вдруг стала умная и правильная? Уж не Рыба ли, открывающая смысл, понасовала ей этих мыслей?

Луи заворочался, за окном начинало темнеть. Надо решить: первое – как освободить мужа, потом съездить ещё раз к этому ларошельскому чудаку, Луи, дети, работа, завтра же сделаю копию этого хвоста, можно, наверное, из чёрной глины. В магазине как-то где-то была.

Когда они вышли из здания вокзала Монпарнас, было уже темно и накрапывал смущённый дождишко.

– Мне вас проводить или… – заикнулся Луи, глядя на Надю, как и прежде честно, но теперь ещё и печально.

– Или?

– Наверное, теперь вы откажетесь посидеть со мной в кафе? Должно быть, я вам неприятен?

Да нет, при чём здесь это – приятен или неприятен. Она пожала плечами и решилась:

– А если я вас позову к себе? Чаю попьём – вы мне расскажете что-нибудь о себе?

– Спасибо вам за доверие, Надин, вы замечательная, – он нырнул и на этот раз успел поцеловать её руку.

Ну зачем? Наде было жалко это существо, стоящее рядом с ней под дождём и так упорно притворяющееся весёлым молодым мужчиной. Хотя и об осторожности не стоит забывать. Что говорил ей коллекционер? Возможно, все кругом жулики и шпионы. А с другой стороны, должна же пресловутая рыба ей подсказывать правильные решения! Значит, надо слушать рыбу, то есть саму себя, своё сердце.

Надя вконец запуталась, обдумывая, кого ей там слушать, но решение, кажется, было принято: она вела странного спутника к себе домой.

А дома провела в комнату, усадила на диван и пошла заваривать чай, готовясь к долгому задушевному разговору на полночи. Только Луи попросил ещё какую-нибудь таблетку от головной боли и запить, а когда Надя вернулась со стаканом, он спал, свернувшись калачиком на диване, положив под голову свой маленький рюкзачок. И это, в отличие от сна в вагоне, было похоже на правду.

Бедная, – подумала Надя, – может, ей и ночевать-то негде. Хотя какие глупости: этот Луи разъезжает на роскошной машине и каждый день в новой ослепительной рубашке, а я его жалею. Непростой это фрукт, и хвостик рыбий надо на ночь получше запрятать.

Она выключила в комнате свет и пошла ужинать и пить чай одна. А пока ела, всё обдумывала обрушившиеся на её голову события: историю с исомами, странности с болезнью Поля, своё решение об уходе с работы и предстоящую возню с рыбьим хвостом. Попыталась дозвониться Жану в Прагу и Пьеру в Петербург, но ни тот ни другой трубки не брали.

Потом Надя тихонько, чтобы не услышала её странная гостья, проскользнула на балкон, завернула мешочек с талисманом в высохшую половую тряпку и заткнула этой тряпкой щель, через которую к ней когда-то – кажется, сто лет назад – влезли из соседней квартиры ангелы.

Потом твёрдо решила не спать, потому что мало ли что, а потом вдруг услышала, как Луи в соседней комнате разговаривает или зовёт кого-то. Почему-то ей стало страшно войти туда, в темноту, где спало или притворялось это многоликое, многополое существо. Она приоткрыла дверь и спросила:

– Луи, вы не спите? Вы меня звали?

Тишина, только сопение спящего. Коротенький стон, всхлип и бормотание. И вдруг совершенно отчётливо и совершенно по-русски: