— Будь она проклята! — зло прошипел он. — Пусть горит в аду эта сучка! — Бентли чувствовал, как содрогается от ярости тело брата.

— Кэм? — осторожно окликнул его Бентли.

— Сколько тебе было лет? — умоляющим тоном спросил брат. Бентли судорожно глотнул.

— Не знаю, — признался он. — Я просто не помню. Наверное, двенадцать или около того. Такие вещи не сохраняются в памяти.

— Ошибаешься. Такие вещи остаются в памяти. Их невозможно позабыть. Но они так ужасны, что нам не хочется о них думать. Поэтому мы убираем их подальше.

— Убираем подальше? Куда? Кэм горько усмехнулся.

— Хелен говорит, что у каждого в мозгу есть маленький темный чулан, — тихо произнес он, глядя в пол. — Она говорит, что иногда мы пытаемся кое-какие воспоминания спрятать туда и запереть дверцу. Однако они навсегда остаются там, толкают дверь, стучат, пытаются открыть замок. И так или иначе они оттуда выходят. — Кэм взглянул в глаза своему брату. — Но послушай меня, Бентли. В этом нет твоей вины. Ты был предоставлен самому себе, тебе не к кому было обратиться. Я был вечно занят. Кэт была всего лишь девочкой. К отцу было бесполезно обращаться. Удивительно, что ты вообще выжил.

Бентли не мог больше этого выносить.

— Почему ты хочешь обелить меня, Кэм? — резко спросил он. — Ради Бога, не делай из меня святого! И не рассказывай мне о каких-то темных чуланчиках. Все было так, как я говорю. Лучше ударь меня! Дай пинка! Вызови на дуэль! Я знал, что делаю. В какой-то мере я получал от этого удовольствие. Должно быть, получал, потому что продолжал это делать.

— Разве у тебя был выбор? — тихо спросил Кэм.

Нет, черт возьми. Выбора у него не было. В том-то и заключалась ужасная правда. Он вспомнил о ее настойчивых Требованиях, о том, как он бежал по длинному темному коридору в ее спальню, как гулко билось где-то в горле сердце, а ладони были влажными от пота. Ему стало трудно дышать. Он почувствовал себя ребенком, которого заставляют признаться в собственной слабости. Которого заставляют признаться, что он находится полностью во власти других. Это было ужасно. Унизительно. Сейчас ему хотелось, чтобы этот разговор закончился. Чтобы он вообще никогда не начинался. Он даже подумал на мгновение, что ему было бы, наверное, не так больно, если бы он просто отпустил Фредди.

— Так был ли у тебя выбор? — повторил Кэм. Фредди. Ох, Фредди! Он не переживет, если потеряет ее.

Не переживет, если потеряет своего ребенка. А значит, ему придется отвечать и дальше на проклятые вопросы Кэма.

— Н-нет, сначала не было, — признался он. — Она сказала… Черт возьми, неужели это имеет значение?

— Это имеет значение для тебя, Бентли. Ты должен выговориться.

Бентли сделал глубокий вдох, почувствовав болезненное жжение в глазах.

— Я не мог остановить ее, — хрипло произнес он. — После того как я поддался ей в первый раз, я был в ее власти, и она это знала. Я не мог контролировать себя. Ей это нравилось. Она хохотала и говорила, что мужчина не смог бы сделать это — ну, ты понимаешь, — если бы не хотел.

— Это ложь! — прохрипел Кэм.

— Правда? — удивился Бентли. — Не знаю. Мне казалось, что проще простого сделать это, как бы притворяясь, что это делаю не я, а кто-то другой. Просто сделать определенный комплекс движений, пока она не получит удовлетворение. А для меня это было похоже на страшный зуд, когда не можешь удержаться, чтобы не почесаться, хотя понимаешь, что расчешешь это место до крови. И я боялся, что если ты узнаешь, то возненавидишь меня. Она уверяла меня в этом. И еще говорила, что ты выгонишь меня из дома.

— Силы небесные! Через какой ад тебе пришлось пройти, — застонал Кэм.

Бентли покачал головой:

— Сначала все было не так плохо. Она просто… поддразнивала меня. Она уделяла мне внимание, Кэм, и говорила, что я красивый и обаятельный юноша. Потом она стала прикасаться ко мне. И говорить всякие вещи. А потом она начала всеми правдами и неправдами заставлять меня остаться с ней наедине. Она трогала меня, а если я не реагировал на ее жесты, говорила, что слышит твои шаги. Или что она позовет тебя. Или закричит и скажет, что я заставлял ее трогать себя. Потом она смеялась и говорила, что просто хотела поддразнить меня. Ты, наверное, не веришь мне, Кэм?

— Я тебе верю, — ответил он. — Но было бы Лучше, если бы ты рассказал тогда кому-нибудь об этом.

На лбу Бентли выступили капельки пота.

— Я рассказывал, — признался он. — Сначала я сказал Джоан. Я сказал ей, когда начались прикосновения, поддразнивание. Потом я рассказал ей про то первое утро, когда я, проснувшись, обнаружил Кассандру… на мне. Джоан настояла на том, чтобы я рассказал отцу. И я сделал это, Кэм! Но он лишь расхохотался, хлопнул меня по спине и заявил, что из его сыновей я единственный настоящий мужчина. Он сказал, что тебе Кассандра не нужна и что кому-то надо выполнять мужскую работу. Он говорил еще, что это будет для меня хорошей практикой. После этого я помалкивал.

Кэм изо всех сил стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

— Он позволял тебя портить назло мне!

— Не знаю. — Бентли пожал плечами. — Но если я пытался отказаться, она убеждала меня, что все это невинная забава. Она плакала и жаловалась на одиночество. Она подстерегала меня где-нибудь в библиотеке или в пустом коридоре и прикасалась ко мне. И прикасалась к себе и говорила, что ей это нужно, а ты не хочешь…

— Что правда, то правда, я не хотел, — согласился Кэм. — Не хотел рисковать получить наследника неизвестно от какого отца. Ты знаешь, что собой представляют она и ее приятели. Я думаю, что это отчасти было ее местью мне за то, что я выгнал их отсюда. Сначала был Лоу, пока он ей не надоел. Потом ты. Она использовала тебя, Бентли, чтобы поквитаться со мной.

Бентли не улавливал смысла сказанного.

— Я… я не понимаю.

Кэм снова схватил его за плечо.

— Как долго это продолжалось, Бентли?

— Я не помню.

На лице Кэма появилось умоляющее выражение.

— Скажи мне, Бентли. Разве ты не понимаешь, что я должен знать? Ведь я был обязан тебя защитить. Неудивительно, что в последние пятнадцать лет ты был зол на меня.

Бентли покачал головой. Он не понимал, почему брат считает себя виноватым.

— Кэм, я был почти взрослым, — тихо произнес он. — Мне не нужна была твоя защита. И уж конечно, я не винил тебя. Надеюсь, что не винил.

— Конечно, винил, — так же тихо ответил Кэм. — Я не защитил тебя, и в глубине души ты, должно быть, понимал это. Что бы там ни говорил отец, ты был тогда ребенком. Думаю, что я убедил себя в том, что ты слишком похож на отца. Что тебя не переделаешь.

Бентли закрыл глаза и судорожно глотнул.

— Значит, у тебя нет ненависти ко мне?

— С чего бы? — удивился Кэм. — Я никогда не испытывал ненависти к тебе, я тебя люблю. Все, что я делал, Бентли, я делал для нас — для тебя, Кэтрин и меня. Но за то, что не уделял тебе достаточно внимания, я себя никогда не прощу. Я был вечно занят то уборкой урожая, то обработкой земли, то проблемами с арендаторами. Беспокоился о финансах и нашей репутации, а более важные вещи упустил из виду.