— Теперь все уже позади, Кэм, — солгал Бентли, и он знал, что лжет. — Признаться, с тех пор я проделывал эти «более важные вещи». В этом проклятом мире есть множество женщин с весьма эксцентричными запросами, и я старался удовлетворить большинство из них. В некотором смысле то, что заставляла меня проделывать Кассандра, кажется теперь пресным.

— Интересно, почему бы это, Бентли? Бентли криво усмехнулся.

— Знаешь, ведь я делал не все, что она хотела, — заговорил он. — Во всяком случае, не всегда. А если я мог отказать ей кое в чем, то я мог отказать ей и во всем остальном, не так ли? Однако я этого не делал. Пока не узнал, что до этого она была любовницей Лоу. Это почему-то показалось мне бесчестным. Позорным. О себе я знал, что я всего лишь маленький распутник, копия Рэндольфа Ратледжа, и что из меня ничего хорошего не получится — я тысячу раз слышал, как об этом шептались у меня за спиной. Но Томас Лоу был приходским священником! Служителем Господа! Я, должно быть, спятил, Кэм, но мне это показалось бесчестным.

— Ты себя недооцениваешь, — покачал головой Кэм.

Мало-помалу до Бентли стало доходить, что брат действительно его не винит, что Кэм не намерен ни мстить ему, ни наказывать его. Более того, он был, похоже, потрясен услышанным и опечален. Может быть, Кэм прав? Может быть, это был грех не его, а Кассандры? Может быть, Кэм действительно вовремя не защитил его? И он все эти годы не мог простить этого Кэму?

— Помнишь, я говорил, что однажды слышал, как она ссорилась с Лоу? — нарушил Бентли затянувшееся молчание. — Он грозился рассказать тебе обо всем, Кэм, не только об их любовной связи, а обо всем, если она не возобновит с ним отношения. После этого она запаниковала. Она безумно хотела уехать отсюда и умоляла, чтобы я отвез ее в Лондон.

— Ты? — удивился Кэм. — Отвез ее в Лондон?

— Она все спланировала, — горько усмехнулся Бентли. — Я должен был сказать отцу, что хочу прослушать курс латыни в одном из учебных заведений Лондона. Я должен был выпросить разрешение, заявив, что взялся за ум и хочу подготовиться к карьере юриста. А она должна была сказать, что обязана сопровождать меня и открыть резиденцию на Мортимер-стрит. Она говорила, что ты будешь так рад тому, что я нашел цель в жизни, и так счастлив, что она проявляет обо мне материнскую заботу, что наверняка согласишься.

— Видно, она совсем спятила, — пробормотал Кэм.

— Думаю, что к тому времени так оно и было, — кивнул Бентли. — Я отказался, и она начала мне угрожать. Она говорила, что позаботится о том, чтобы ты вышвырнул меня вон, и что отец тебя не сможет остановить, потому что ты стал слишком богатым и могущественным.

— Ох, Бентли! — прошептал Кэм. Бентли пожал плечами:

— Я верил ей. Но судьба сама позаботилась о Кассандре. Не прошло и недели, как она погибла. Я сказал себе, что справедливость восторжествовала, и подумал, что рано или поздно судьба и со мной обойдется так же. Я долгие годы чувствовал, что над моей головой висит дамоклов меч.

У Кэма дрожали руки.

— Боже мой, Бентли, трудно выразить словами, как я обо всем этом сожалею, — прошептал он, вскакивая на ноги. — У нас еще будет время поговорить об этом подробнее. Я уверен, что нам обоим надо поговорить об этом. А сейчас, я думаю, ты нужен Фредерике. И Фредерика нужна тебе.

Не могу себе представить, каким образом она узнала об этом, но она была права, заставив тебя рассказать мне обо всем. Бентли встал с кресла.

— Откровенно говоря, Кэм, я предпочел бы никогда больше не говорить об этом, если ты не возражаешь.

Граф покачал головой.

— Есть вещи, которые я должен сказать, пусть даже с опозданием на пятнадцать лет, — произнес он, направляясь к двери. — Но ты, если не захочешь, можешь больше ничего не говорить. И я не буду приставать к тебе ни с какими вопросами. А теперь иди, Бентли. Иди, отыщи свою жену и сделай все, чтобы исправить положение. Поверь мне, оно того стоит.

Когда его брат вышел из комнаты, Бентли осознал, как он нуждается в своей жене. Он был потрясен тем, что у него хватило духа признаться в том, что Кассандра изменила брату с ним. Но охватившее его потрясение постепенно улеглось, и он вдруг почувствовал, что может потерять Фредерику. Этого он допустить не мог.

* * *

Фредерики нигде не было. Зато Бентли нашел Джейни, которая возилась в его гардеробе. Дорожные сундуки Фредди стояли на полу. Вещи в них были уже уложены, но крышки еще не закрыты. Он постоял возле них, и ему захотелось плакать.

— Джейни!

При звуке его голоса Джейни тихо вскрикнула.

— Ох, мистер Ратледж, — прошептала она, прижимая руки к груди. — Я думала…

— Что я умер от пьянства? — весело произнес он, хотя веселья не испытывал. — Извини, Джейни, не получилось. А где миссис Ратледж?

— Ушла, — уклончиво ответила Джейни.

— Куда?

Джейни выпятила нижнюю губу, но потом все-таки решилась:

— Ушла прогуляться — так она мне сказала. Бентли медленным взглядом обвел дорожные сундуки. Их вид был как острый нож в его сердце.

— Распакуй все это, Джейни, — приказал он. — Распакуй все до последней ниточки и убери на место.

Джейни недовольно взглянула на него:

— Мне было сказано, что мы отправляемся домой. Бентли попытался улыбнуться, но не получилось.

— Возможно, — согласился он. — Но возможно, Джейни, это и есть дом? Во всяком случае, когда сундуки распакованы, никто никуда не уедет отсюда впопыхах, не так ли? Я просто хочу выиграть немного времени, Джейни, а не лишать кого-то свободы.

Наконец губы Джейни тронула нерешительная улыбка. Она отвернулась и подняла охапку одежды. Бентли направился к двери, но, уже взявшись за ручку, услышал голос Джейни:

— Мистер Ратледж! Бентли оглянулся.

— Возможно, она ушла в Бельвью? — высказала она предположение. — У нее в руке была бумага. Свернутая в трубочку и перехваченная голубой лентой.

Бентли сидел на вершине холма, обхватив руками колено. Это было его любимое место на земле. Отсюда был виден весь его мир. Здесь они с Фредди однажды устроили пикник, смотрели отсюда на Чалкот и говорили о том, как назовут своего первенца. Однако на этот раз он сидел спиной к Чалкоту и лицом к югу, к Бельвью. И, как он надеялся, к своему будущему. Которое, конечно, будет зависеть от Фредди.

Так или иначе, он помирился с Кэмом, причем результат оказался полностью противоположным тому, которого он так боялся. Бентли до сих пор не пришел в себя от столь неожиданного поворота. Но, помирившись с братом, он выполнил просьбу Фредерики. А если так, то почему он не может избавиться от ощущения безнадежности? Возможно, за долгие годы он так привык к этому чувству, что просто не знал, как от него избавиться? Или, возможно, он вновь осознал весь ужас прошлого, отвечая подробно на вопросы брата?