Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По крайней мере, по близости не было никого, чтобы услышать беседу. Исана начала бубнить что-то, надеясь, что Китаи не воспримет это как поощрение, затем поймала немного эмоций девушки. Исана замерла и взглянула на Китаи вскинув бровь.
— Ты дразнишь меня.
Глаза девушки-марата сверкнули когда она оглянулась через плечо.
— Разве я поступлю так с Первой Леди Алеры?
Исана поняла, что на миг разинула рот. Она снова его закрыла и поспешила догнать Китаи. Она молчала в течение нескольких шагов, а затем произнесла:
— Он сказал тебе?
— Он мог с тем же успехом сказать, — ответила Китаи. — Его чувства менялись всякий раз, как он говорил о тебе, — ее эмоции улеглись. — Я помню, что чувствуешь, когда у тебя есть мама. Я чувствовала это в нем по отношению к тебе.
Исана рассматривала девушку, пока они шли. Затем она тихо сказала:
— Ты совсем не такая, какой кажешься, верно?
Китаи посмотрела на нее вскинув бровь.
— Полагаю, ты кажешься такой… варварской девчонкой. Безрассудной, наглой, невоспитанной и с соответствующим характером, — слабо проговорила Исана. — Я спросила о твоих отношениях с моим сыном. Ты с лихвой рассказала мне об этом.
Китаи пожала плечом.
— Мой отец говорил: говори только с тем, кто слушает. Все остальное — сотрясание воздуха. Если ты слушала, там были ответы на твои вопросы.
Исана тихо кивнула.
— То, что у тебя с Тави… как у твоего народа с другими тотемами, да? Примерно как твой отец близок со своим гаргантом, Скороходом.
Китаи вскинула брови.
— Насколько мне известно, Дорога не спаривается с гаргантом, — она немного помедлила и добавила, — Скороход никогда бы этого не потерпел.
Вопреки всему, Исана почувствовала, что смеется.
Девушка-марат на это кивнула и улыбнулась.
— Да. Это почти то же самое, — она дотронулась до своего сердца. — Я чувствую его здесь.
— Есть другие, как ты? С алеранцами… я не знаю, как это назвать.
— Чала, — сказала Китаи. — Нет. Другие люди никогда не были близки. А щенков обычно держат подальше от чужаков. Я единственная.
— Но к какому клану ты будешь относиться? — спросила Исана. — Я имею ввиду, если ты вернешься к своему народу.
Она пожала плечами.
— Я единственная.
Некоторое время Исана обдумывала сказанное.
— Должно быть это трудно, — тихо сказала она, — быть одинокой.
Китаи склонила голову улыбаясь сама себе.
— Я не знаю. Я не одинока.
Любовь — глубокая и неизменная, вдруг начала излучаться от девушки-марата, словно жар от печи. Исана чувствовала это прежде, хотя достаточно редко, эта сила впечатлила ее.
До этого момента она считала дикарку бесполезным компаньоном, который остается рядом с Тави ради развлечения и приключений.
Она совершенно неправильно истолковала молодую девушку, полагая, что нехватка эмоций, которые она ощущала у девушки, означает, что за этим не скрывается никакой глубины взглядов.
— Ты можешь скрывать себя, свои чувства. Как он может, — тихо сказала Исана. — Ты только что дала мне это почувствовать. Ты хотела убедить меня.
Девушка-марат взглянула на нее без улыбки и склонила голову.
— Ты хороший слушатель, леди Исана.
Исана прикусила губу.
— Едва ли я леди, Китаи.
— Чушь, — сказала Китаи, — Я ничего в вас, кроме благородства, утонченности и милосердия не видела.
Она сунула что-то в руки Исане:
— Сохрани это для меня
Исана заморгала, когда Китаи дала ей мешок из тяжелой грубой ткани. Она оглянулась вокруг. Девушка Марат вела их, пока они прогуливались и Исана даже не заметила, что они покинули Крафт Лэйн. Она не была уверена, где они сейчас находились.
— Почему ты хочешь, чтобы я сохранила это?
— Чтобы я положила туда холодильный камень, после того, как я украду его, — сказала Китаи, — Извините меня.
И с этими словами девушка шагнула в темный переулок, закинула веревку на трубу и спокойно начала подниматься по зданию.
Исана в изумлении посмотрела ей вслед. Затем послышались чьи-то шаги вниз по улице, она подняла голову и заметила двоих гражданских легионеров, ведущих патрулирование. На мгновение Исана чуть не запаниковала и не убежала. Затем резко отругала себя, успокоилась и спрятала сумку под плащ.
Легионеры, оба молодые мужчины, одетые в кожаные туники, а не боевые латы, кивнули ей, а тот, что повыше, сказал:
— Добрый вечер, мисс. — С вами всё в порядке?
— Да, — сказала Исана. — Всё прекрасно, спасибо.
Тот, что пониже ростом, сказал, растягивая слова:
— Почему бы и нет, в такой чудный весенний вечер, как сегодня. Если вам не одиноко, конечно.
Его немедленный и… несколько чрезмерный интерес к ней просто бил ключом, и Исана почувствовала, как её брови поднимаются вверх. Она провела сравнительно мало взрослой жизни в местах, где не была известна, если не по внешнему виду, то, по крайней мере, по репутации.
Ей не приходило в голову, что она может быть здесь фактически анонимной. Благодаря мощной водяной магии, дарующей внешнюю молодость, и капюшону, скрывающему нити серебра в её тёмных волосах, её можно было принять за молодую женщину, не старше, чем эти легионеры.
— Не одиноко, нет, сэр, — сказала она. — Но спасибо, что спросили.
Высокий нахмурился, и вокруг нее заструилось что-то вроде подозрения опытного профессионала.
— Молодая женщина одна на улице в столь поздний час, мисс, — сказал он. — Могу я поитересоваться, что вы здесь делаете?
— Встречаюсь с другом, — сымпровизировала Исана.
— Немного поздновато для таких вещей в этой части города, — сказал невысокий легионер.
Высокий вздохнул.
— Послушайте, мисс, без обид, но эти молодые граждане из Академии назначают время, а затем не появляются на месте встречи. Они знают, что не должны быть замечены в квартале доков с наступлением ночи, поэтому они обещают дополнительную плату, чтобы заманить вас сюда, но…
— Простите? — резко сказала Исана. — В чем именно вы меня обвиняете, сэр… — она раздраженно щелкнула пальцами. — Ваше имя, легионер. Как ваше имя?
Молодой человек выглядел слегка обескураженным, и она почувствовала вспышку его неуверенности.
— Эм, Мелиор. Мисс, я не хочу…
— Легионер, Мелиор, — агрессивно сказала Исана, с самоуверенным видом, которому не смогла бы соответствовать ни одна молодая женщина. Она подняла и опустила свой капюшон, показывая посеребрившиеся сединой волосы. — Я правильно понимаю, что вы меня обвиняете, — она слегка подчеркнула последнее слово, — в проституции?