Она была так удручена болезнью ребенка, что не слышала, о чем говорили за столом.

Обрадованный обещанием эфенди, священник решил повеселиться на славу и велел невестке подать еще водки и приготовить мазу[48]. Хотя они уже поужинали, но по местному обычаю полагалось в честь почетного гостя после ужина подать выпивку. Священнику пришлось дважды повторить свою просьбу, прежде чем невестка поняла, что он обращается к ней. Водка всегда была в изобилии в доме священника, и она наполнила бутылку; но как приготовить «мазу», когда нет сахару? Признаться в этом ей было неловко в присутствии гостей. Она решила пойти и занять сахар у соседей.

На дворе было очень темно. Лил дождь. Она вышла во двор и, шлепая по грязи, поднялась на плоскую кровлю своего дома, чтобы оттуда спуститься к соседу. В это время она услышала, что кто-то сильно стучит к нему в дверь. До нее донеслись угрозы, брань на турецком языке и приказание немедленно открыть дверь.

Было слышно, как из-за двери клялись, что у них никто не прячется.

Кто были эти люди, которые в такой поздний час ломились в дом армянина, и кого они искали?

Зуло — так звали невестку священника — совсем оробев, не решалась ни спуститься к соседу, ни вернуться домой и в оцепенении стояла на месте. Вдруг до ее слуха донесся какой-то шепот. Казалось, что кто-то, крадучись, поднимался на их кровлю.

— Тише, Степаник!..

— Куда мы идем, Сара?

Зуло узнала голоса, и страх ее рассеялся. Она поняла, что несчастные спасаются бегством и нуждаются в помощи. Ей было уже известно, что произошло в доме старика Хачо. Она слышала, что его невестки прячутся у соседей. Теперь их, видимо, разыскивали, и Зуло понимала, с какой целью. Видимо, те солдаты, которые арестовали сыновей старика Хачо, и ломились сейчас в двери соседа Зако.

Сара и Степаник стояли на кровле дома священника и, словно затравленные козули, со всех сторон окруженные охотниками, не знали, в какую сторону им бежать, чтобы спастись. Дождь продолжал лить. Деревня спала глубоким сном. Полночь давно уже миновала.

В это время сверкнула молния и послышались раскаты грома. Вспышка молнии осветила Зуло, стоявшую на кровле. Степаник приняла ее за одного из своих преследователей и в страхе приникла к Саре. Зуло подошла к ним.

— Это я, не бойтесь, — сказала она.

— Ах, Зуло, это ты, — воскликнула Сара, вся дрожа. — Ради бога, спаси нас, спрячь где-нибудь, не то нас поймают и уведут!

Зуло была в замешательстве, она не знала, как ей быть. В доме у них находился подозрительный гость, да и священник вряд ли согласился бы приютить беглецов. Однако нужно было помочь этим горемыкам. Она хорошо знала, какое бесчестье их ждет, если они попадут в руки турецких солдат. Но в то же время она боялась взять на себя ответственность, укрыв «преступников», хотя все их преступление состояло в том, что они были женщинами. Понимая это, Зуло колебалась; и все же сострадание взяло верх над ее сомнениями, а близость опасности подсказала ей путь к спасению.

— Пойдемте, — сказала она, беря Степаника за руку.

Вдвоем с Сарой поддерживая обессилевшую девушку, они стали спускаться с крыши. В это время послышался сильный грохот — это турецкие солдаты выломали дверь в доме соседа.

Спустившись во двор, Зуло повела беглянок на сеновал и велела Саре и Степанику спрятаться в сене.

— Сидите здесь, я приду к вам, — сказала Зуло и, закрыв дверь на засов, ушла.

Из-за шума дождя ни священник, ни его гости не слышали, что происходило в соседнем дворе. Вернувшись, Зуло ничего им не сказала. Подойдя к священнику, она шепнула ему, что ходила к соседям, но они спят, и ей не удалось занять сахара.

— Я попробую поискать у нас, — сказал священник и, подойдя к шкафу, стал рыться в нем.

Томас-эфенди воспользовался удобным моментом и, подойдя к Зуло, шепнул ей:

— Ты сама лучше всякого лакомства, зачем мне маза!..

Дьякон Симон так захмелел, что ничего не слышал. Зуло, оскорбленная намеком эфенди, с негодованием ответила ему:

— Бесстыдник!

Армянка, неизменно терпеливая и кроткая, никогда молча не снесет оскорбления, затрагивающего ее честь.

Возмущенная Зуло отошла от эфенди и села возле постели ребенка. Он только что проснулся и лежал спокойно.

Увидев мать, он пожаловался;

— Мама, накажи Тороса, он отнял у меня бабки.

Торос был старшим сыном Зуло. Малышу, видимо, приснилось, что брат отнимает у него бабки. Мать успокоила ребенка:

— Погляди, моя радость, Торос вернул твои бабки, вот они лежат здесь.

Она достала из-под подушки бабки и дала ребенку. Он схватил их своими слабыми ручонками и стал играть. Обрадованная мать забыла о непристойной выходке эфенди, забыла обо всем, видя, что ребенку стало лучше. Но ее ждала новая неприятность. Священник после долгих бесплодных поисков в шкафу сказал невестке, что никак не может найти спрятанный там сахар. Зуло призналась, что взяла сахар, так как ей нужно было приготовить шербет для больного ребенка.

— Лучше бы ты напоила его отравой, — рассердился священник. — Разве ты не знаешь, что сахар я спрятал для гостей? Как же теперь быть?

Зуло ничего не ответила, но глаза ее наполнились слезами.

Отец Марук был по натуре добрым человеком, хотя иногда по невежеству мог причинить зло. Вдобавок ко всему и сан священника сделал его до известной степени черствым. Люди, которые постоянно соприкасаются со смертью, как правило, равнодушны к ней. Поэтому болезнь внука заботила отца Марука меньше, чем желание оказать гостеприимство такому почетному гостю, как эфенди, тем более что тот обещал собрать деньги с его должников.

— Мама, почему ты плачешь? — спросил ребенок, жалобно глядя на мать. — Не плачь, я хорошо себя чувствую.

Мать забыла о своем горе и вытерла слезы: ничто так не утешает, как ласка ребенка, его невинный лепет. Она вспомнила о Саре и Степанике. А что, если солдаты ворвутся к ним в дом и найдут беглецов, со страхом подумала она. А несносные гости и не думали вставать из-за стола. Зуло с нетерпением ждала, когда они уйдут, — ведь ей надо было пойти проведать беглецов. «Хотя бы узнать, чем кончилось у соседа», — с беспокойством подумала она.

Найдя какой-то предлог, она встала и вышла в смежную комнату, служившую чуланом. В этом чулане была большая щель, через которую они общались с домом соседа. Такие слуховые щели имеются во всех деревенских домах: через них подают сигналы, если случится беда. В домах, тесно примыкавших друг к другу,