Мальчик метался по кровати, выгибая спину в тщетных попытках сделать вдох.

— Подержите его, — велел Алан Чаку и его жене.

Женщина, которую Чак называл Хай, с ужасом взглянула на лезвие ножа, но Чак что-то крикнул ей на вьетнамском, и она обеими руками обхватила лицо мальчика, уже совершенно посиневшее. Чак взял мальчика за плечи, и Алан подступил к кроватке. Сердце у него бешено колотилось, рукоятка ножа скользила в потной ладони. Ловким движением он оттянул кожу над трахеей.

И тут электрический разряд пронзил его руку.

Поток воздуха со свистом хлынул в легкие ребенка, затем обратно и снова в легкие. Лицо его постепенно стало приобретать нормальный вид, и он, рыдая, прижался к бабушке.

Алан в изумлении посмотрел на свою руку. Как же это случилось? Он взглянул на часы: 10.45. Разве «Час целительной силы» еще продолжается? Когда же сегодня наступило время прилива? Он не мог вспомнить! Черт побери!

Да и разве имеет это значение? Важно, что мальчик жив и здоров и нормально дышит.

Чак и его жена смотрели на Алана с почтительным страхом.

— Дат-тай-вао? — спросил Чак. — Вы владеете Дат-тай-вао?

Алан колебался. Он чувствовал, что должен сказать — «нет». Его ведь предупреждали, что он не должен ничего рассказывать о себе. Но почему, если эти люди знают о целительной силе Дат-тай-вао?

И он кивнул.

— Здесь? — спросил Чак, поклонившись и заглядывая Алану в глаза. — Дат-тай-ваоздесь, в Америке?

— Да.

Вьетнамская чета смеялась, плакала, обнимала своего внука, непрерывно бормоча что-то по-вьетнамски. Потом Чак, показывая свои изуродованные артритом руки и робко улыбаясь, попросил:

— Помогите мне. Пожалуйста.

У Алана в дальнем уголке мозга вновь прозвенел звонок тревоги. Разве Эксфорд не предупреждал его, что использование целительной силы разрушает его мозг? Но он превосходно чувствует себя!

— Конечно, я помогу вам, — ответил он Чаку. Это было то малое, что он мог сделать для человека, который предоставил ему убежище. Алан взял в свои руки его искалеченные пальцы и стал ждать — но на этот раз ничего не произошло.

— Час исцеления миновал, — с грустью сказал он Чаку.

Вьетнамец улыбнулся и поклонился.

— Он еще вернется. Да, вернется вновь. Я могу подождать.

* * *

— Мне кажется, я стал страдать от клаустрофобии, — сказал Алан Сильвии.

Накануне он провел бессонную ночь и был рад услышать утром ее голос по телефону. Но говорить по телефону — это было так мало, в то время как ему хотелось быть рядом с ней. Маленькая квартирка, в которой он ночевал, располагалась в юго-восточном крыле здания. Очевидно, она была очень удобной и теплой зимой, но летом солнце заглядывало в окна уже в 6.00 часов утра, и температура воздуха в ней поднималась до весьма высокой отметки.

Хай в национальном костюме — классической широкой белой блузе и в просторных черных штанах суетилась на кухне, в то время как ее внук жевал крекеры. Они не страдали от жары, так как давно к ней привыкли.

— Я уже так давно нахожусь в заключении — сперва в злополучной клинике Фонда, а теперь в этой квартирке, где так тесно, что все время с кем-нибудь сталкиваешься!

— Ты обещал побыть в ней еще сутки.

— И я выполню обещание, — сказал он, глядя на часы. Они показывали 9.00. — Примерно через двенадцать часов я уйду отсюда. Мне наплевать, кто бы там ни искал меня — Мак-Криди или же мафия, — я все равно уйду.

— Не думаю, что сенатору сейчас до тебя — он находится в коме в боксе Пресвитерианской больницы штата Колумбии.

— Не может быть!

— Чистая правда! Ты удивлен?

— А почему я не должен удивляться?

— Но ведь вчера вечером ты сам говорил мне, что во время твоей попытки излечить его у сенатора начались конвульсии? Как ты это назвал — миастенический криз?

Алан порылся в своей памяти. Воспоминания восстанавливались медленно, словно изображение в испорченном телевизоре.

— Ах да, верно. Мы что-нибудь еще о нем говорили?

— Нет. Только то, что он находится в критическом состоянии.

«Не я ли этому виной?» — подумал Алан, попрощавшись с Сильвией.

Хотел ли он нанести вред сенатору? Может быть, это было побочное действие силы Дат-тай-вао,которая на этот раз обострила болезнь вместо того, чтобы вылечить ее? Или, может быть, Мак-Криди сам довел себя до такого состояния с наступлением кризиса?

К чему обманывать себя? Он ведь почувствовал в руках какое-то странное ощущение перед тем, как Мак-Криди упал в обморок. Это не было то обычное и приятное ощущение эйфории, испытываемое им раньше, — нечто совсем другое. Он ли был тому причиной, или сама таинственная сила вызвала это странное состояние?

Алан не знал этого. Неопределенность тревожила его.

Он уселся в кресло, почувствовав, как что-то зашуршало у него в кармане, вытащил пустую пачку сигарет «Кэмел», которую подарил ему мистер К. Улыбнувшись, он положил ее на стол. Мистер К. ... Интересно, бросил ли он курить?

В дверях щелкнул замок, и в квартиру вошел Чак, одетый в синюю рабочую рубаху и комбинезон из хлопчатобумажной ткани. Поклонившись Алану, он обнял жену. Хай приготовила чай. Алан принял чашку с улыбкой, хотя и выпил до этого уже три такие чашки.

Он с удивлением наблюдал, как Чак ловко прикуривает сигарету своими искалеченными руками. Алан пытался было завязать разговор о погоде, как вдруг услышал гул множества голосов в коридоре. Ему хотелось спросил Чака, что все это значит, но в этот момент вьетнамец хлопнул ладонью по столу и сказал:

— Ну вот и пришло время!

— Время для чего?

— Время Дат-тай-вао. — Он протянул свои ладони к Алану. — Пожалуйста!

Наступил ли «Час целительной силы»? И если «да», то каким образом об этом узнал Чак?

Алан пожал плечами. Узнать это можно было только одним способом.

Он взял искалеченные пальцы и крепко сжал их.

И вот «оно», опять... Неописуемо приятное ощущение. Сегодня Алан почувствовал в прикосновении какое-то особенное наслаждение. Может быть, потому, что Чак принимал существование целительной силы и результат ее действия как нечто само собой разумеющееся. При этом не было ни сомнений, которые нужно преодолевать, ни предубеждений, с которыми нужно бороться, ни необходимости маскировать силу — было одно лишь понимание. А может быть, потому что Дат-тай-ваоснова вернулась к народу, который лучше всего был знаком с нею и больше всего почитал. В каком-то смысле она вернулась домой.

Чак поднес к глазам свои исцеленные руки и пошевелил тонкими прямыми пальцами. Слезы потекли по его щекам. Не в силах сказать ни слова, он только благодарно кивал Алану, а тот положил ладонь на плечо старика.