Уже на стоянке у Джона Уайта в кармане завибрировал его Blackberry[152], с виду обычный, но с системой кодирования, официально сертифицированной АНБ. Уайт прочитал сообщение, состоявшее всего из двух слов, и немедленно удалил его. Впрочем, если бы даже это сообщение попало не в те руки, ни один прокурор не решился бы строить обвинение на таком шатком фундаменте, состоявшем всего из двух слов.

Дело сделано.

Мисли чуть сбился с ноги, повернулся — как раз настолько, чтобы увидеть едва заметный утвердительный кивок Уайта, обращенный в пространство. Дело и в самом деле было сделано, еще одним врагом стало меньше.

— Джон.

Уайт чуть вздрогнул, оборачиваясь. Министр обороны Нолан пристально смотрел на него.

Заметил?

— Проедешь со мной?

Министр обороны Ричард Нолан, учитывая желтый уровень опасности[153]на сегодня, охранялся помимо сотрудников Секретной службы еще и собственным, армейским спецотрядом быстрого реагирования. Это были пять человек, ездившие в отдельном бронированном «Субурбане». Как и сотрудники Секретной службы, они были одеты в дешевые костюмы с короткими рукавами[154], носили черные полицейские очки и постоянно оглядывались по сторонам. В отличие от сотрудников Секретной службы, каждый из них был вооружен коротким карабином «Кольт-М4 Коммандо», которые они носили в специальной кобуре под мышкой. Все эти люди являлись участниками боевых действий, и при необходимости каждый мог противостоять как минимум троим террористам. Такая охрана делала министра обороны Нолана самым охраняемым в САСШ лицом после президента — всех остальных членов кабинета охраняли много хуже.

Сейчас черный «Субурбан» военных сдал назад, давая Уайту место в конвое. Сам Нолан ехал на второй машине — черном бронированном «Линкольн Таун Кар». В отличие от других членов кабинета, Нолан сохранял приверженность старым добрым «Линкольнам».

Ричард Нолан жил в Джорджтауне, в одном из небольших поселков, охраняемом спецструктурой, которой он через подставных лиц владел. Нолан официально был в браке, но с женой отношения у него были плохие, а оба ребенка учились в Гарвардском университете. Поэтому сейчас он жил один, и дом его был нарочито скромным, двухэтажным, с гаражом на первом этаже. Когда их кортеж ехал по тихим, лубочно красивым улочкам, у Уайта в голове возник вопрос — интересно, а у кого больше людей, у Нолана или у армии САСШ? Если взять все структуры, которые министр расплодил — транспортные, охранные, прочие, — то сказать сразу было нельзя. Даже военные объекты в Мексике сейчас охраняли частные компании, в которых служили те же военные, только ушедшие из армии на гражданку.

У дома Нолана стоял открытый «Порше». Верней, стоял он хитро между домами, так что было непонятно, к кому именно приехали, но Уайт сразу понял, к кому. Заметил он и колыхнувшуюся штору на втором этаже.

Министр обороны выбрался из машины, потянулся…

— Кости затекли, старость… Пойдем, я позвонил, чтобы нам приготовили сосиски на гриле. Сосиски на гриле с табаско — черт, когда я приглашаю генералов на уик-энд, они поглощают эти сосиски так, что мне приходится закупать их оптом.

Те, кто хорошо знал изнанку вашингтонской политической жизни, уже начали задаваться вопросом — с чего это министр Нолан так хочет подружиться с боевыми генералами. Ведь работа министра — это бюджет и организационные вопросы, а также контакты с производителями вооружений, но никак не сами боевые действия. Вопрос на который можно дать не один десяток вариантов ответа.

— Познакомишь? — небрежно заметил Уайт, когда они проходили бильярдной комнатой — она была на первом этаже, за гаражом, и оттуда был выход к бассейну и во дворик, уже манивший запахом поджаренных на гриле сосисок.

— Ты о чем?

— Да о даме, что ждет тебя наверху.

Министр развернулся, как балетный танцор, крутанувшись на месте — да так, что идущий следом Уайт едва не налетел на него.

— Многие познания умножают скорбь, Джон, — мягко проговороил он, — ты не слышал такого выражения?

Несмотря на мягкость голоса и обыденность обстановки, глаза министра Нолана совершенно не соответствовали всему этому. Они смотрели жестко и прямо, и в них читалась нешуточная угроза.

Джон Уайт, будущий министр безопасности Родины, почувствовал себя неловко — он никак не ожидал такой реакции.

— Что с тобой? — глупо спросил он.

— Со мной ничего. Ты скоро будешь назначен на должность, на которой тебе грозит опасность слишком много знать. И ты уже начал задавать вопросы о моей личной жизни. Мне это не нравится.

— Да брось… Не хочешь говорить — не говори. Но ты пойми, что задавать вопросы — это моя работа.

— Речь не только и не столько об этом. Задавать вопросы — это твоя работа и в самом деле. Но не задавай вопросов о своих друзьях. Не стоит.

Несмотря на поддержку вице-президента, Уайт не знал, что делать. С Ноланом ссориться ему не хотелось, учитывая его аппаратный вес.

— Кажется, наши сосиски уже горят, — съехал с темы он.

— Ты прав… — поддержал игру и Нолан.

Сосиски и впрямь были хороши — техасские, из чистого мяса, безо всякой сои, возможно, даже набитые вручную. Поджаренные на настоящем огне до хрустящей корочки, с небольшим количеством жира. И с табаско — настоящим армейским табаско, обжигающим язык и как нельзя лучше идущим к пышущим жаром, только что с огня сосискам.

Дама так и не появилась в мужской компании, и Уайт больше про нее не спрашивал. Не рисковал.

— Я вот о чем хочу с тобой поговорить… — министр Нолан остервенело рвал зубами горячее мясо, — ты ведь скоро станешь царем разведки.

Министр сознательно употребил русское слово «царем» — возможно, желая поддеть этим Уайта…

— Скажешь тоже… Царем.

— Все зависит от тебя, — министр говорил предельно серьезно и давил дальше, — вот я и хочу знать, на что ты намерен опираться?

— Для чего тебе это знать? — в лоб спросил Уайт.

— Для того, что у меня есть пара советов. И деловое предложение.

Советы Уайту были не нужны. А вот от делового предложения отказываться было глупо. Нолан слыл вторым по богатству среди неоконов, после вице-президента Мисли. Тому же Уайту до их денег было как до луны. Все дело заключалось в военных подрядах и в частных охранных компаниях — откаты уже достигали пятидесяти процентов от суммы контракта, а некоторые вещи, нужные для армии, закупались по цене, впятеро превышающей рыночную. Один Господь знал, сколько народа кормилось на всем этом и сколько перепадало в карман самому Нолану.