Неважно, что сама Линн без ума от Джонни Митчелл, такой жестареющей блондинки, как и она сама. У Джонни есть все то, что так близкоЛинн, – сигарета в пальцах, одинокие вечера в баре, «ответь мне, моялюбовь» в сопровождении симфонического оркестра. Никаких особых экспериментовсо звуком, любая песня Джонни – саундтрек к майской поездке Линн в Сан-Тропе,яхты и набережные – самые консервативные вещи на свете.

Та, другая, Линн плевать хотела на вкусы своих любовников,она заставляет их слушать совсем другую музыку, что-то очень облегченное, такоеже облегченное, как и отношение «другой Линн» к последней модели вибратора.Музыкальные предпочтения «другой Линн» тоже фигурируют в новых поступлениях:

PATRICIA KAAS – PIANO BAR

KENNY G – INSTRUMENTAL COLLECTION

SHAKATAK – SMOOTH SOLOS

PINK – CAN'T TAKE ME HOME

MORCHEEBA – FRAGMENTS OF FREEDOM

Избавилась ли Линн от цветочных трупов? Для того чтобысобрать их, понадобится не один мешок для мусора. Скорее всего – избавилась,вновь обретенной свободой хочется воспользоваться немедленно. Я засовываю дискв музыкальный центр, пусть будет Джонни Митчелл – «Both Side Now», я немногоскучаю по Линн, кто бы мог подумать. По Линн-чудачке, по Линн-избавительнице,по Линн – рубиновому сердечку; конечно, ее возлюбленные называли Линн совсемпо-другому, но Линн – рубиновое сердечко – тоже неплохо.

Если бы я был Эрве или Энрике – я бы звал ее именно так.

Время звучания диска – 51 мин. 29 сек. Теперь я знаю о Линнпочти все, для этого понадобилась пятьдесят одна минута и двадцать девять секунд.История жизни Линн – с мужчинами и с самой собой в отсутствие мужчин – разбитана главы, их совсем нетрудно подсчитать:

«Comes Love» – 4:28;

«Sometimes I'm Happy» – 3:58;

«Don't Worry About Me» – 3:48;

«I Wish I Were In Love Again» – 3:55;

«Don't Go To Strangers» – 4:09;

«At Last» – 4:26.

Остальные шесть композиций не в счет, кому интересно, какЛинн чистит зубы, платит по счетам, ругается с торговцем овощами из-за парыартишоков, ругается с полицейским из-за штрафа за парковку в неположенномместе; шикает на мальчишку-сенегальца, сунувшего ей «фак» – так просто, отдури, от черной, с фиолетовым отливом кожи, от розовых пяток, от привычкинатягивать презерватив на обрезок трубы – чтобы та лучше держалась в руке вовремя уличных драк.

Остальные шесть композиций не в счет, a «At Last» – это я,Кристобаль, начинающий писатель, одинокий молодой испанец в Париже. Я – все,что ей удалось урвать напоследок, я всегда останусь для нее Кристобалем,начинающим писателем. Я – Гай Кутарба или Ги Кутарба, как я сам привык о себедумать. По-французски.

«Comes Love» – самая длинная композиция в жизни Линн, самаяпечальная. Одинокий вечер в баре, два стакана виски сверх положенной нормы,спички (подарок от заведения, дома уже валяется пара десятков точно таких жеподарков), надо бы подтянуть чулки и подкрасить губы, но отлучаться в дамскуюкомнату чревато – так можно пропустить случайно зашедшую в бар любовь. Конечно,о ее приходе возвестит привязанная к стойке секция духовых (саксофон солирует),но и подстраховаться не мешает. На всякий случай. Подстраховаться не мешает,уже целый месяц нет дождя, и автобусную остановку перенесли на двести метроввперед – а ведь известно, что дожди и автобусные остановки соединяют влюбленныхчаще всего.

Бедная Линн.

Дождь начинается внезапно, прямо у нее за спиной, настоящийливень; лишь на мгновение его прерывает повизгивание тормозов и шум открываемыхдверей – автобус не доехал до остановки ровно двести метров.

Бедная Линн, бедное рубиновое сердечко.

Рубиновое сердечко колотится в груди, зачем она выпиластолько виски, и эти следы от помады на стакане, такие же рубиновые, каксердечко…

Сердце колотится, колотится, колотится.

– …Вечно ты слушаешь всякое дерьмо, Гай..,

Анук.

Анук, моя девочка.

Анук сидит в метре от меня, прямо на полу, как обычно.

– Музыка для баб и таксистов. Какой же тысентиментальный.

Волосы Анук мокры, мокры рукава свитера, подол шерстянойюбки тоже мокрый, с ботинок натекли две лужицы воды. Анук лениво перебирает вруках диски, которые я отложил: «De-Phazz», «Coldplay», «Steely Dan».

– Анук… Анук… Ты вся вымокла, Анук, – лепечу я,

Я всегда жду Анук и всегда оказываюсь не готов к встрече сней.

– Дождь, вот и вымокла.

– Разве на улице дождь?

– Дождь. Слепой дождь. Ты просто не заметил.

Не заметил, да. Анук может убедить меня в чем угодно. Даже втом, что моя сигарета останется сухой под дождевыми струями – так же, какоставалась сухой сигарета курящего друга Линн. Похожая на самурая сигарета.Анук может убедить меня в чем угодно – даже в том, что все рассказанное Линн осамокрутках, самураях, мечах и душевой кабинке – правда.

– А где твоя девушка? – спрашивает Анук.

– Какая девушка?

– Та, которую я видела в киношке.

– Анук… Ты вся вымокла, Анук…

– А у тебя все волосы в песке.

Я избавляюсь от наушников, в которых все еще звучит ДжонниМитчелл, песок в волосах, очевидно, остался от встречи с Акрамом, братом Али, икак только Анук его разглядела?.. Я избавляюсь от наушников и сажусь на колениперед Анук. Падаю на колени перед Анук, перед ее безмятежными фиалковымиглазами.

– Тебе нужно переодеться. Возьми мою футболку. И курткутоже, они по крайней мере сухие. Тебе нужно переодеться, иначе ты простудишься.

– Я никогда ни у кого не беру вещей, Гай. Мои вещи –это мои вещи. А чужие – это чужие.

– Но ведь я… твой брат, – с надеждой в голосешепчу я. – Я твой брат. Близкий человек.

Я знаю, что она ответит. Я знал это всегда. И я знаю, чтоона сделает.

– То, что мы перекантовались девять месяцев в чьем-тоживоте, еще не повод для близких отношений, Гай, – Анук как обычно суетсебе в рот большой палец. – Уволь меня от этих сантиментов.

– Да, я понимаю…

– Твоя девушка очень даже ничего. Та, которую я виделав киношке. Все-таки она гораздо симпатичнее, чем старая грымза.Николь-Бернадетт, да? – Анук откровенно издевается надо мной, беднымсиамским братцем.

– Мари-Кристин.

– Неважно.

– Фильм назывался «Лифт на эшафот», с Жанной Моро. Вовсяком случае, Линн пригласила меня именно на него.

– Значит, твою девушку зовут Линн.