Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мы вышли на террасу к бассейну, судя по всему, там только что произошла драка. Собралась толпа зевак, и сквозь их плотно сбитую стену я мельком разглядел человека с пистолетом в руке. Пьер кинулся расталкивать гостей, и я увидел, как кто-то бросился или упал в воду. Мне показалось, я встречал этого человека в гольф-клубе. Другой мужчина лежал на полу на краю бассейна, одной рукой закрываясь от камер, наставленных на него, а другой пытаясь защититься от Кенни Блума. Сам Блум, голый, вынырнул из бассейна, и я понял, что принял за пистолет клюшку для гольфа.
— А ну отдавай камеру, мать твою! — завопил Кенни. — Ты, мудило!..
— Я ничего не делал, клянусь! — воскликнул толстяк. — Не бейте меня, пожалуйста!
— Дай сюда свою гребаную камеру, или я тебя утоплю в этой луже, чертова задница!
Папарацци попятился назад, стараясь защититься от Блума.
— Послушайте, я из «Хэмптоне мэгэзин», я приглашен на вечеринку специально, чтобы написать о ней в журнале!
— Ты что, не знаешь, кто я? — Лицо Блума стало красным от ярости, на шее набухли вены. — Я — Кенни Блум!
— Я не знаю!
Возможно, несчастный говорил правду и действительно понятия не имел, кто такой Кенни Блум, но это привело Блума в неистовство. Дело бы дошло до серьезной драки и кровопролития, если бы не вмешался Пьер. Он поднял руки вверх и встал между противниками.
— Все, все! Ссора окончена! Все закончено!
Если бы Шарль де Голль вовремя вышел с подобным жестом, то, возможно, Гитлер и повернул бы войска в другую сторону от границ Франции.
Кенни поостыл и опустил клюшку.
— О'кей. Друзья, прошу вас, расходитесь и продолжайте веселиться! Вечеринка продолжается! У нас впереди еще много интересного! Прошу вас, не отвлекайтесь на это недоразумение! Давайте выпьем, и включите погромче музыку!
Толпа начала рассасываться. Постепенно свидетели безобразной сцены занялись своими делами. Кенни все не мог успокоиться и помахивал клюшкой в сторону журналиста. Но уже не стоило опасаться, что он его ударит.
— Кенни, Кенни, Кенни… не кипятись! — Пьер дотронулся рукой до плеча Блума.
— Этот мерзавец меня фотографировал!
— Я не знал! Простите! Я не буду это никому показывать! Обещаю!
— Только попробуй! Я тебе так надеру задницу, что забудешь, как держать фотоаппарат!
— Кенни, Кенни, все в порядке… никто не будет ничего печатать… — Пьер продолжал успокаивать, словно ему пришлось иметь дело с разъяренной гориллой.
— Он что, не может найти себе другое занятие?
— Я ничего не делал! Только хотел сфотографировать несколько знаменитостей!
— Луис, отдай мне пленку, потом я разрешу тебе сделать несколько снимков.
Журналист протянул ему камеру, и Кенни, наконец, успокоился.
— Зачем ты поднял переполох? — тихо обратился Пьер к Блуму.
— Черт, Пьер! Ты же знаешь, я этого не люблю. Это слишком серьезно. Проклятый папарацци снимал меня голым с девками, когда одна из них щупала мой член!
— Он новенький, — возразил Пьер с улыбкой. — Ты должен его простить.
Кенни уже пришел в себя.
— Приличия тут ни при чем! — ответил он. — Я женатый человек.
Пьер кивнул и позволил журналисту сфотографировать их вместе с Блумом.
— Ладно, все, хватит, Кенни, иди развлекайся. — Пьер отпустил друга после того, как убрался незадачливый фотограф. Когда мы остались одни, он тихо рассмеялся: — Он немного чудак, правда?
— Еще какой! У него странная манера игры в гольф!
Пьер похлопал меня по спине:
— Гольф? Ну, я так не думаю… Хотя… пойдем лучше выпьем.
Он взял бутылку шампанского и два бокала и уселся за стол на террасе, откуда открывался вид на окутанные туманом окрестности.
— Чарли, я думаю, мы могли бы сработаться.
— Вы имеете в виду работать вместе?
— Ты мог бы помочь мне с миссис Браун. Все эти девочки из «Мейджор», особенно новенькие, нуждаются в жилье. Ради этого я и создал дом для них. Очень хорошее место. Сначала решил, что там будут жить модели из Европы, но потом… я с удовольствием буду платить тебе комиссионные с каждой сданной комнаты.
Я ожидал нечто подобное.
— Боюсь, это приведет к конфликту, Пьер…
— К какому конфликту? Нет никакого конфликта. Они просто будут снимать комнату, иметь крышу над головой. Это очень хороший, благоустроенный дом. Братская атмосфера…
— Сестринская…
— Как угодно. Ты можешь рекомендовать им меня с чистой совестью. Лучшего варианта девчонки все равно не найдут.
— Охотно верю, но я, правда, не могу этого делать. И не могу принимать от тебя деньги.
— Ну, хорошо. А как насчет того, чтобы продать мне свои рисунки? Альберто уверяет, ты отличный художник.
— Он никогда не видел мои работы.
— Хм… мне говорили, ты вполне можешь стать знаменитым… не обязательно что-то видеть, чтобы предчувствовать. И потом, я покупаю картины для девушек. Многие из них любят живопись. Вот так!
Я не знал, что ответить. Он смотрел на меня в упор тяжелым, пронзительным взглядом человека, знающего толк в коммерции и не стыдящегося ничего ради своей выгоды.
— Художники самые интересные люди в мире, да? Художники и модели. Пожалуй, они даже неразлучны… разве нет?
Он был вежлив и безупречен в общении, но мне почему-то хотелось сбежать как можно скорее. В его близости было что-то давящее, некомфортное.
— Не хочешь провести со мной пару часов…
— Пару часов?
— Да, нам нечего тут опасаться. Я могу что-нибудь сделать для тебя…
— Что?
— Ты получишь все, что нужно…
— Но мне ничего не нужно, — возразил я.
Ветер постепенно рассеивал туман вокруг. Я теперь мог видеть часть дома и гигантскую картину. Сквозь стекло окна она напоминала экран в кинотеатре. На ней огромный член погружался в чью-то задницу — женскую или мужскую, разобрать было невозможно.
Пьер будто смутился.
— Не прикидывайся, — произнес он, наконец, — каждый в чем-нибудь да нуждается, даже богачи, даже красавцы, все…
Внезапно нахлынула волна тумана, и я больше не мог видеть картину за стеклом.
— Да, верно… Кажется, мне пора идти.
Я вернулся в дом, где все еще шумели гости. У меня был выбор: либо принять дозу порошка и присоединиться к веселью, либо не дожидаться окончания вечеринки. Подумав немного, я прошел к своей машине и решил поехать навестить моего приятеля Боба Небраску, ковбоя с Дикого Запада, который давно уже стал настоящим ньюйоркцем.