– Сова, – сказал он и направил свет фонаря на сваленные доски. За ними обнаружился темный сверток, по виду походящий на моток веревки.

Джон наклонился над ним, и у Элси замерло сердце.

– Снова ложная тревога, – сказал он. – Это просто деревце, его вырвали из земли и зачем-то притащили сюда.

Но уже через мгновение возник след. Под деревцем лежала матерчатая детская кепка. Джон поднял ее, Элси внимательно изучила. На подкладке оказались инициалы: Б. Ф. Бертран Феррис. Все стало ясно. При колеблющемся свете фонаря они, не отрываясь, смотрели друг на друга.

– Надо вызывать полицию, – мертвым голосом сказала Элси. – Все, Мэй будет убита.

– Погоди, давай-ка прикинем, – рассудительно возразил Джон. – А что, если он просто пришел сюда побаловаться? Ты же его знаешь – он мог перелезть через деревце, выбраться наружу, ну а кепка просто свалилась по дороге.

– В таком случае, где он сейчас?

– Может, домой возвращается.

– Тогда почему мы его не встретили по пути?

– Мы ехали по дороге. А он, наверное, идет полевыми тропинками.

Они пересекли темное поле и вышли через ворота к ожидающему их автомобилю. При приближении к ферме Элси до боли в глазах вглядывалась вперед, но у ворот их никто не встречал. Едва она вошла в переднюю, как из кухни вылетела Дебора.

– Ну, что нового?

– Мы думали, может, он вернулся, пока нас не было дома.

– Ни слуху, ни духу.

Измученный дневными трудами Джон направился назад к двери.

– Ладно, поехал в полицию, – сказал он, – хотя, видит бог, до утра поиски мальчика начинать бессмысленно.

На следующий день полиция взялась за неразрешимое, по всей видимости, дело. Полицейские прочесали всю округу, исследовали все следы, ведущие от притопленных ворот к сараям, и отыскали-таки одну цепочку, пересекающую все поле, – эти следы были оставлены тупоносыми туфлями, возможно, из тех, в каких играют в гольф. Внутри сарая, однако, сходных отпечатков не обнаружилось, хотя следы от туфель Джона и Элси были видны достаточно ясно. Выяснив это, Элси так и вскинулась.

– А с чего бы ему тащить мальчика именно сюда? – с вызовом спросила она.

Вокруг не было видно ни следов крови, ни вообще чего бы то ни было, свидетельствующего о нападении и защите, а стало быть, заверил убитую горем Элси сержант, нет никаких оснований считать, что мальчик мертв.

– Тогда зачем вообще было уводить его?

– Про похищения детей когда-нибудь слышали?

– Да, но похищают детей богатых. А кому нужны такие, как мой племянник?

– Не скажите, – возразил сержант. – В конце концов ваш Берти не совсем обычный мальчик. Имя его отца постоянно мелькает в новостях, и похититель – кем бы он ни оказался – может подумать, что сделается в одночасье известен на всю страну, и если потребовать выкуп, то людей, пожалуй, можно убедить выложить денежки.

Элси все это показалось чистым бредом, но, встреться ей Крук, он мог бы сказать ей, что кажущиеся смешными вещи на самом деле вполне реальны.

– Говорил же я тебе, что надо дождаться, пока мастер Фентон сам не приготовит себе веревку, – изрек Крук в разговоре с Биллом, когда известия об исчезновении мальчика просочились в печать.

– Так вы думаете, что мужчина, которого видела старая сестра-монахиня, это и есть Фентон?

– Судя по рассказам, этот парень – большой выдумщик. Для всех будет лучше, если это окажется он.

– В смысле?

– Причинить вред парнишке отнюдь не в интересах Фентона. Понимаешь, он собирается использовать его как инструмент шантажа.

Как это нередко бывало, Крук оказался прав в своем предвидении. Следующий удар преступник нанес, целясь в Мэй.

До начала всей этой истории Мэй редко получала письма. Время от времени писала сестра, примерно раз в три месяца давала о себе знать вышедшая замуж и уехавшая жить в Портсмут подруга детства, вот и все, так что, как правило, стук почтальона в дверь не особенно ее задевал. Даже сейчас Мэй скорее боялась, нежели ожидала его. Большинство полученных ею после двойной трагедии писем приходили без подписи, многие – явно от умалишенных; иные содержали такое сквернословие, какого она в жизни не слышала и смысла его не понимала, но случалось и что какой-нибудь незнакомый человек выражал сочувствие. Словом, когда через день-другой после исчезновения Берти она, подметая лестницу, нашла на коврике под дверью конверт, особого интереса он у нее не вызвал. После получения страшной вести она ходила как неживая, исчезновение мальчика лишило ее всяких сил. Прочитав первые слова этого загадочного послания, она попросту не поняла их. Потому что есть вещи, которые просто невозможны. Люди сходят с ума и совершают убийства, предают, творят ужасные преступления, из эгоистических побуждений готовы лишить жизни половину округи, но никто не похищает мальчика, совсем ребенка, только за тем, чтобы послать матери анонимное письмо с угрозами. Так говорила себе Мэй, в то время как слова с трудом пробивали себе путь к ее сознанию.

Вот и все – четыре строки намеренно безликим почерком, и ни подписи, ни обратного адреса, ни даже даты. Мэй посмотрела на почтовый штемпель. Придэм – там живет Элси, и там пропал ее мальчик. У Мэй подпрыгнуло сердце: выходит, он жив. Конечно, конечно же, он в тех краях, а если так, полиция должна его найти. Но тут же сердце упало вновь. Эти люди ни за что не дадут полиции добраться до него. Берти – смышленый и памятливый паренек, он везде и всегда узнает своего похитителя, так кто же даст ускользнуть такому ценному свидетелю? Сердце колотилось у нее в груди, как паровой молот. Почти не отдавая себе отчета в своих действиях, Мэй вынесла за дверь полпинты молока с прикрепленной к горлышку бутылки нацарапанной простым карандашом запиской – полпинты, булка белого хлеба, – надела шляпу, вернее, скромную меховую накидку, походящую на рыбное филе, перчатки с темной вышивкой на тыльной стороне, одернула пальто и отправилась к мистеру Круку.

Крук только что повесил свой внушительный котелок, когда доложили о ее приходе. Он принадлежал к числу тех замечательных адвокатов, которые живут не по расписанию. Если Крук на работе, он доступен для всех. Не надо надувать щеки, любил он повторять, жизнь предназначена не для этого.

Увидев Мэй, он сразу понял, что случилось нечто необычное, но когда она рассказала ему, что к чему, Крук долго – ей показалось, целую вечность, – не говорил ни слова. Чего-то в этом роде он и ожидал: обнаружив, что находится под подозрением, пусть даже весьма туманным, Фентон должен был зашевелиться. И ход его, вынужден был признать Крук, оказался мастерским. Если ваш муж узнает во мне человека, выходящего из ювелирной лавки Уркхарта, сына вам больше не видать. Вот к чему все сводилось, и у этого типа хватало мозгов понять, что Мэй отнесется к угрозе с полной серьезностью. Муж ей – кто бы спорил – дорог, но Берти еще дороже. Да и много ли от нее требуется? Просто пусть Феррис скажет, что не может достоверно утверждать, будто человек, которого он видел в темноте огибающим мастерскую, ему знаком. Все просто. Или не очень? Скорее всего дело Уркхарта – единственное, что власти могут вменить Фентону за последние десять лет его жизни. Даже если дело Кристи закрыто, все равно вряд ли Фентону хотелось бы предстать перед судом, ничего хорошего это ему не сулит. Крук пожевал губами и, избегая взгляда Мэй, отвернулся.