– Извините за вторжение, – сказала сестра, – вы, должно быть, сильно устали, но нынче днем я видела вашего мальчика на Холмах. Он был с мужчиной, невысоким таким мужчиной в клетчатой кепке. Они удалялись от деревни.

– А вы уверены, что это был Берти?

– Его ни с кем не спутаешь, такие дети сразу запоминаются. К тому же, понимаете, на днях мы с ним разговаривали. Он рассказывал про себя. Про то, как жил в Лондоне, про свою мать. Славный паренек. Нет, я совершенно уверена, что это было он.

– А мужчину вы при встрече узнаете?

– Думаю… думаю, да. Я его с головы до ног рассмотрела, хотя, естественно, прежде всего вглядываешься в глаза. И, знаете, что-то в нем меня насторожило. Я пробовала, честное слово, пробовала уговорить мальчика вернуться, но он отказался.

В речи сестры слышались легкие гортанные нотки, словно английский не был для нее родным языком. О себе она рассказала, что работает на добровольных началах сиделкой, а сейчас находится в ежегодном двухнедельном отпуске, и с оттенком наивной гордости добавила, что впервые после воцерковления отдыхает одна. Раньше ее, как правило, сопровождал женатый кузен, но зимой он умер, и ей разрешили поехать одной, при том условии, что она не будет останавливаться в гостиницах.

– Я пошла погулять по Холмам. В Лондоне мы много ходим, но больше всего по монастырским проходам, вверх-вниз по лестнице, а здесь – куда хочешь. Я увидела Берти на холме, который у вас называют Пастушьим. Он шел с каким-то мужчиной не туда, то есть в сторону от дома. Увидев меня, мужчина отвернулся, а Берти засмеялся и помахал рукой. Я подошла и сказала: «Берти, куда это ты собрался так поздно? Ты ведь знаешь, тетя волноваться будет», – и предложила вернуться со мной. Но он ответил, что этот мужчина привезет его домой на машине.

– На машине? – Я строго посмотрела на этого человека. – Что ж, это неплохо, особенно если ноги натрудишь. А вы прямо сейчас возвращаетесь?

Но нет, меня он явно приглашать с собой не собирался. Вообще-то, как правило, мне никто бы не разрешил садиться в одну машину с незнакомым мужчиной, но тут ситуация была необычная.

– А машину вы видели? – едва слышно спросила Элси.

– Нет, он сказал, что оставил ее в проулке, за оградой. Наверное, надо было убедиться, но до ограды было не так близко и… в общем, во-первых, становилось поздно, а во-вторых, нам велят проявлять милосердие по отношению ко всем незнакомым людям, ну я и подумала, что вмешиваюсь не в свое дело, и ушла. Чтобы кто-нибудь заводил двигатель, – понизила голос она, – я не слышала, но решила, что машину оставили где-нибудь в конце проулка, да и дурно это – подозревать людей в злых намерениях.

– А как выглядел этот мужчина? – спросил Джон. – Я хочу сказать, ничего особенного вы не заметили?

Монашенка на секунду задумалась, потом сказала:

– Он немного прихрамывал. Но совсем немного. Только сейчас, я как подумаю об этом, начинаю бояться.

– Там по верхнему краю поля тянутся старые прогнившие сараи, – медленно проговорила Элси. – Как думаешь, туда кто-нибудь заглядывал?

– Так это же далеко, – покачал головой Джон. – Кому придет в голову, что шестилетний мальчик мог туда добраться?

– Немедленно едем. И если он там… – Но картина, нарисованная ее воображением, оказалась такой страшной, что она поспешно опустилась на место.

Сестра тревожно переводила взгляд с одной на другого.

– Если там что-нибудь случилось… – невнятно заговорила она, – о Господи, как же я виню себя… Но ведь… но ведь это мог быть хороший знакомый. Откуда мне было знать?

Элси вспомнила о гостеприимстве. Она предложила сестре чашку чая, но та отказалась. Это было против монастырских правил – пользоваться гостеприимством незнакомых людей. Она и так уже нарушила эти правила, войдя в чужой дом, но обстоятельства сложились необычные, и сестра не сомневалась: мать-настоятельница отпустит ей этот грех. «Тем более, – добавила она про себя, – что у нас, сестер-волонтеров, устав не такой строгий…»

Хозяева проводили ее до дверей, Джон предложил довезти до дома, но она решительно отказалась.

– В Лондоне мы обязаны отправляться по вызову в любое время суток, – пояснила она.

Их монастырь представлял собой нечто вроде клиники, где откликаются на любой вызов. И хотя сама она медицинской сестрой не являлась, всегда была готова сопровождать ее в качестве помощницы. Все это на одном дыхании было изложено слушателям, единственное желание которых заключалось в том, чтобы она побыстрее удалилась и можно было снова отправиться на поиски.

Покосившиеся сараи стояли у дальнего склона холма, получившего зловещее название Мертвый и находившегося сразу за Пастушьим. Чтобы добраться туда, надо было сделать длинный объезд, и по дороге Элси вспомнила еще кое-что про мужчину, которого видели в Литтл-Придэме.

– Говорят, у него были эпилептические припадки, – а эпилептики не отдают себе отчета в том, что делают. То есть, сделав что-то, сразу обо всем забывают. Таких нельзя выпускать на волю.

Джон промолчал. Машина поднималась по длинному склону, фары отбрасывали причудливый свет на придорожный кустарник.

– Конечно, сумасшедшими в полном смысле их не назовешь, – продолжала Элси. – Некоторые из них просто дурные люди, убийцы. – И, выдержав минутную паузу, снова заговорила, словно не могла молчать: – Господи, да что же я Мэй-то скажу? Нет, Джон, я точно не осмелюсь ничего ей сказать. – Она снова замолчала, пристально всматриваясь в плотно забитые листьями, поросшие травой кюветы по обе стороны дороги, будто там могло укрыться тельце мальчика, ждущего, что на него упадет свет автомобильных фар.

Доехав до наполовину ушедших в землю ворот, они вынуждены были выйти из машины. Джон дернул за петли, ворота со скрипом приоткрылись, и они ступили на вспаханное поле. Идти было трудно, последнее время ночами шли дожди, но ни одному из них не пришло в голову, что под ногами может содержаться ценная информация в форме следов, которые они сейчас затаптывают. Наверху, в дальнем конце поля стояли давно брошенные сараи – уродливые руины на фоне ночного неба. Элси трудно было вообразить, что над головой у нее могло раскинуться такое огромное звездное небо. Дощатые двери двух первых сараев открылись, пронзительно заскрипев на проржавевших петлях, третья не поддалась – к ней был привален булыжник.

Джон наклонился, чтобы отодвинуть его, Элси попыталась было помочь, но ладони у нее были точно бумажные салфетки, силы никакой. Внутри была кромешная тьма, завывающий снаружи ветер раскачивал их фонари, отбрасывавшие гигантские тени, на фоне которых оба они казались исполинами древних времен. Это был самый большой из трех сараев, длинный и узкий. На полу валялись гниющие доски, у стен теснились груды старых плетней. При мысли о том, что за ними может скрываться, Элси вздрогнула.

– Похоже, никого, – хрипло проговорил Джон.

В тот же самый момент за спиной у них раздался какой-то звук, страшный в своей внезапности, словно металлический скрежет. Обернувшись, они поняли, что за ними наблюдают. Сквозь тьму их безжалостно сверлили два глаза. Сначала Элси подумала: «Ну конечно, он же еще на свободе, этот тип, что увел Берти». Поле утопало в темноте, обступившие его со всех сторон деревья преграждали путь свету звезд. На мгновенье оба застыли. Затем Джон шагнул вперед, раскинул руки и громко крикнул – и тут же с пронзительным, каким-то неземным воем глаза исчезли.