Когда шорох листьев и травы под ногами Кудринского затих, обнаружилось, что все молчат.

Отец Илларион исподтишка поглядывал на офицеров.

– Скучное дело война, – вернулся к своей прежней мысли фон Мекк, – я бы даже сказал, грустное!

– Не унывайте, Василий Карлович, – произнёс Рейнгардт, хотя сам был мрачнее тучи.

– Уныние, Василий Карлович, – самый большой грех, – назидательно произнёс отец Илларион.

Щербаков и Дрок промолчали.

Позавчера полк получил приказ выдвинуться. Станция Вёски, рядом с которой полк квартировал весь последний месяц, отстояла от Городе́и на восток на расстоянии двух вёрст, поэтому, когда пришёл приказ занять позиции к северу от Дольного Скробова, сборы были не долгими, потому что обоз II разряда и всё лишнее оставили там, где стояли. Ещё по тому, как развивались события на Барановичском направлении, было понятно, что полк на одном месте долго находиться не будет, потери были так велики, что полки быстро истощались самое лучшее до размера батальонов и выводились в тыл для пополнения.

Поэтому на передовую прибыли налегке.

Первую ночь провели откапывая, подновляя и маскируя траншеи ковровцев, которые до них здесь почти все погибли всего лишь за четыре предыдущих дня. 14 июля германо-австрийцы предприняли контрнаступление с целью улучшить свое положение на участке Скробова силами трёх дивизий. После трёхчасовой артподготовки они атаковали русские позиции. Наступление на правом фланге не удалось вследствие русского заградительного огня и сильной контратаки, но на левом фланге были заняты все потерянные ранее траншеи, взято в плен 1500 русских солдат и офицеров и захвачено 11 пулемётов. Произведённые русскими войсками 15 июля две сильные контратаки были отбиты. Это и был тот самый левый фланг, где встал полк.

Серёжа крался, перебегая от куста к кусту, иногда полз, до начала ходов сообщений было ещё несколько десятков шагов, по привычке детства он искал глазами грибы, а думал про другое.

«А надо мне это?..»

Полк Вяземского воспринял его, и он воспринял полк. В его памяти уже давно перепуталась и почти стёрлась фамилия того поручика, которого они с Четвертаковым приняли из плена, то ли Смоляков, то ли Смоленков, или просто Смолин… С ним, вероятно, придётся встретиться, а Серёже этого очень не хотелось. Та единственная их такая случайная встреча была неприятно памятна, поэтому Кудринский даже не подумал, что, может быть, тот поручик уже убит и нет его ни в полку, ни на этом свете. Но сама мысль, если бы она пришла в голову, была бы очень нехорошая, почти предательская – желать человеку смерти, даже если он плохой. Сейчас Серёжа думал о том, кому он передаст винтовку с оптическим прицелом, он не расставался с нею до последнего предела, но придумать более, чем вернуть её Вяземскому, у него не получалось, хотя было ясно, что она должна перейти лучшему после него стрелку – Четвертакову, и это будет правильное решение, и чуть не сбил ногою тройню – из одного корня росли три подосиновика: одинаковые по росту и толщине ножки, с одинаковыми круглыми красными головками, точно что трое из ларца – и похожие с лица. Сережа присел и с сожалением вспомнил забытую им на войне детскую науку прийти в лес с «подачкой лесовику». Соседский объездчик, когда отправлял их со своей дочкой Машей в лес по грибы, всегда давал напёрсток какой-нибудь настойки умилостивить хозяина леса, чтобы грибы в глухой чаще не прятал.

«Надо было прихватить самогону, что ли, или полить прямо там! – подумал он, вспомнив. – Однако за это Дрок бы голову снёс! Пронести самогон мимо него какому-то лесовику! Немыслимое дело!»

Серёжа улыбнулся, он уже почти дошёл до ходов сообщений.

В ходах сообщений, выкопанных в полтора человеческих роста, Кудринский наконец распрямился. Попадавшие ему навстречу драгуны улыбались, в полку было известно о его переводе, и за него радовались.

Вяземский встретил поручика улыбкой и пригласил сесть.

– Ну что, Сергей Алексеевич, готовы?

– Готов, Аркадий Иванович… – вздохнул Кудринский.

– Ну, вот и славно, кому передадите винтовку, кто с ней совладает?

– Четвертаков…

– Очень хорошо, я так и думал, а бумаги эскадрона временно передайте Щербакову, ваши вещи?..

– В эскадроне…

Вяземский вытащил часы.

– Возвращайтесь ко мне с вашим багажом и бумагами, а я пока пошлю за Четвертаковым.

Когда через двадцать минут Кудринский вернулся, а за порогом его остался ожидать денщик с вещами, Четвертаков уже был у командира. Кудринский положил коробку с винтовкой на командирский стол.

– Ну что, други мои, славно вы воевали, от меня вам благодарность! А теперь прощайтесь… без чинов!

* * *

Впопыхах спешно подготавливаемая Барановичская операция с самого начала не задалась.

19 июня весь день грохотала артподготовка, но русские не смогли заранее выявить германскую артиллерию и пулемётные гнёзда, а потому подавить их. Взятые геройским натиском в первые три дня передовые австрийские и немецкие траншеи были отбиты, и положение почти восстановлено по всей линии фронта.

Полоса наступления русских полков была завалена трупами, запах разложения стоял над позициями и разносился ветрами до глубоких тылов.

Такими же неуспешными были последовавшие после первой волны наступления комбинированные удары в полосе 4-й армии и тоже положения не изменили.

Приказ № 35 стал началом третьего этапа наступательной операции на Барановичи.

Это уже была середина июля, жарило солнце, лили дожди, и били грозы.

* * *

– Давайте посмотрим ещё раз, что принёс Кудринский, и сравним с тем, что за прошедшие полдня донесли наблюдатели…

Офицеры смотрели на схему боевого участка.

– Кудринский полз вот так, поэтому отметил фрагменты обнаруженных им проволочных заграждений и края воронок, которые были у него справа и слева… – докладывал Щербаков. – Наблюдатели доносят чуть шире…

– В принципе совпадает со схемой, оставленной предшественниками… – промолвил фон Мекк.

– А по тылу, по их второй линии?.. – Дрок всматривался в обозначения в тылу противника. – Скудно, но приблизительно ясно, хотя бы относительно ходов сообщений…

– Я думаю, получится! – Поглядывая на карту, Рейнгардт мысленно повторял формулировку боевой задачи. – Важно будет ходы сообщения перекрыть…

– Это будет ваша задача! – разогнувшись от схемы, обратился к нему Вяземский.

– Если из штабов не поступит какого-нибудь глупого приказа… – пробормотал Дрок.

Вяземский посмотрел на него укоризненно, потому что в блиндаже собрались почти все офицеры полка, исключая тех, кто был на боевом дежурстве.

– Евгений Ильич, вы представление на Четвертакова написали?