– Беги принеси пару заступов, – обратился отделённый к одному из нижних чинов.

– А ежли?..

– Не будет «ежли», поручика дело, замнёт…

Лопаты появились через минут пятнадцать.

– Фуражку вылови… Копаем энтот куст, и дёрн не помните, положим рядом, пригодится…

Копалось легко. Выкопали глубоко, так глубоко, что проступила вода.

Жамина подняли за плечи и под сапоги.

– Ничего по кармана́м не брать, – сказал отделённый, и они бросили.

На лету Жамин перевернулся и упал лицом вниз.

– Собаке – собачья смерть! – плюнув, произнёс отделённый.

Остальные перекрестились.

– Куда креститесь? Супостатом был, супостатом и подох!

Яму забросали, сверху поставили куст, кругом обложили вытащенным дёрном, наломали веток, замели следы, а ветки далеко забросили в озерко.

Смолин вернулся, его никто ни о чём не спросил, и он рассудил, что и не спросит, подхорунжий не зря поведал, что произошло в отряде, пока его, Смолина, не было.

Михал Юрич подписал рапорт, вложил в конверт и решил, что с первой же оказией отправит в штаб армии. В каморке Жамина он нашёл письмо домой, прочитал, подумал, что всё пришлось очень кстати, удачно – конверт был уже с адресом, написанным рукою Жамина, что он желает тут остаться, и не важно, что после войны, – всё сходилось одно к одному: Жамин убыл, исчез, другими словами, дезертировал, а ведь рапортом хотел обмануть…

Значит, так тому и быть, à la guerre comme à la guerre, на то она и война.

И поручик почувствовал лёгкость и вспомнил финал собственного творения: «А прочих же смертных – печален удел!» – и вспомнил дальше:

– А всё-таки «волшебство» или «Рождество»? – вслух задал он себе вопрос. – Надеяться на волшебство, чтобы «досталось», или самому приближать Рождество? – Он хмыкнул. Варвара? Эсмеральда? Эсмеральда где была, там и будет, в своём холодном далеке, а с Варварой дядя познакомит, куда он денется, если сам обещал, там станет ясно, что она Варвара только по легенде, значит, виновата, а потом… а потом можно и в картишки проиграть… – И вдруг ему в голову пришла замечательная идея: «Надо бы промяться!»

Он вызвал подхорунжего:

– Командуй всем свободным от службы седлать! – и подумал: «Плевать на хамов, плевать, что Жамин не обнаружится, что его не будет в строю, пусть все теперь знают, кто в доме хозяин!»

Наступательная операция Западного фронта под командованием генерал-адъютанта Алексея Ермолаевича Эверта на Барановичи началась 19 июня 1916 года.

В декабре 1915 года в Шантильи́ союзники договорились о том, что все операции на всех фронтах будут проходить по единому скоординированному плану, другими словами – была достигнута договорённость начинать атаки одновременно на всех фронтах, не давая Германии и Австро-Венгрии возможности опомниться и перебрасывать свои войска и концентрировать их против какого-то одного противника. Работа русской Ставки целиком соответствовала достигнутым договорённостям, и общие положения плана весенне-летней кампании 1916 года были высочайше утверждены и разосланы директивой № 2017/806 от 11 апреля.

Но у противника тоже были планы.

2 мая австрийцы превосходящими силами атаковали 1-ю итальянскую армию в районе Тренти́но. Итальянцы не выдержали натиска, побежали и потребовали от русских досрочно начать наступление Юго-Западным фронтом против Австро-Венгрии.

К начальнику штаба русской армии генерал-адъютанту Михаилу Васильевичу Алексееву обратился лично главнокомандующий итальянской армией маршал граф Луиджи Кадорна: «Выражаю усердную просьбу ускорить во имя общих интересов начало наступления русской армии».

Через десять дней более категорично эта просьба была изложена итальянским военным агентом в России полковником Ромеи:

«Итальянская главная квартира самым энергичным образом настаивает на том, чтобы русская армия немедленно начала наступление на австрийском фронте, и утверждает, что нынешнее затишье в действиях русских армий создаёт весьма серьёзную опасность для союзников. Если энергичное наступление австрийцев против нас продолжится, то не только будет исключена всякая возможность наступления итальянцев на Изо́нцо, но в недалёком будущем предвидится необходимость для нас быть вынужденными оставить эту линию… Если Россия будет продолжать настаивать на том, что она в настоящее время не может перейти в решительное наступление, то необходимо, чтобы она, по крайней мере, теперь же произвела демонстративное наступление с целью удержать против себя силы австрийцев и оттянуть те силы, которые, вероятно, находятся в пути на итальянский фронт».

В дополнение к этому всему к российскому императору обратился король Италии, также выражая просьбу о помощи.

Поэтому генерал-адъютанту Брусилову пришлось начать наступление 22 мая, то есть раньше срока на десять дней. Через десять дней, по обещанию наштаверха Алексеева, его наступление непременно будет поддержано наступлением Западного фронта генерала Эверта из-под Молодечно-Крево на Вильно и Северного фронта генерала Куропаткина – также на Вильно, однако и Эверт и Куропаткин подвели – от наступления на Вильно они отказались.

И наштаверха подвёл.

Обидно было то, что, как доходило из Ставки, Алексеев без всяких возражений принял предложение Эверта, уже после того, как Брусилов начал наступление на Ковель, наступать не на Вильно, как было запланировано, якобы из-за дождей, которые ещё только могли пойти, а также неготовности одного из корпусов; хотя подготовка на театре военных действий была проведена отличная и войска Западного фронта укомплектовывались в первую очередь и сверх положенности.

И ещё он согласился с Эвертом начать наступление на неподготовленном участке на Барановичи с целью поддержать Брусилова, который уже и так гнал противника, другими словами, против австрийцев, то есть на второстепенном участке, то есть в никуда, в оперативно-стратегическую пустоту, якобы для того, чтобы защитить святую русскую землю и запинать германа и австрияка обратно в Польшу.

На самом деле Эверту просто было спокойнее воспользоваться успехом своего южного соседа генерала Брусилова, нежели рисковать самому да ещё в компании с таким же нерешительным и опасливым, как и он сам, северным соседом, генералом Куропаткиным.

За спиною Алексеева на всё это молчал главнокомандующий русской армией император Николай II.

А он всегда молчал.

И англо-французы подвели.

Когда Брусилов 22 мая приступил к артподготовке, союзники ещё только маневрировали резервами в виду линии фронта на реке Сомме и своё наступление начали только через месяц.