Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вера Ивановна ему понравилась с первого взгляда: на вид ей было, пожалуй, лет сорок, светловолосая, с приятным – добрым – лицом и, главное, не было в ней выпендрёжа, так присущего городским деловым женщинам.
Долг, как и сказал Поротов, оказался значительно больше той суммы, которой располагал Павел, не хватало ещё около пяти тысяч.
– Вера Ивановна, – Павел видел, что произвёл на женщину приятное впечатление, и подумал, что, в общем-то, грех будет невелик, если он попробует уговорить женщину дать согласие на пару рейсов, – Вера Ивановна, ну что вам эти деньги? Мелочь. Разве они что-нибудь решают? Всё равно раньше чем в начале июня их никак не получить. Верно? В долгу экспедиция не останется – это вы тоже знаете, осенью ведь людей из тайги вывозить будут. Не первый год с нами работаете.
Она согласно кивала головой.
– Вот, – воодушевился Павел, – два рейса будут стоить тысячи полторы-две, да? Остальную сумму возьмёте в счёт погашения долга. Чтобы мне не сидеть, а? Вам-то пользы от того, что я буду тут торчать, никакой.
– Никакой, – вздохнула она. – Хорошо, сделаем вид, что долга за вами нет, а вы помалкивайте, не подводите меня, чтобы начальство не узнало.
– Вот спасибо!
Вера Ивановна набрала номер телефона начальника отдела перевозок, спросила:
– По третьей экспедиции справку товарищу надо писать?
– Я не бюрократ, – раздалось в ответ по громкоговорящей связи, и аппарат щёлкнул.
Она облегчённо вздохнула, улыбнулась:
– Проскочили. Можно оформлять заявку на завтра.
Павел подписал чек на все пять тысяч, забрал книжку, в которой осталось ноль рублей, и помчался в здание аэропорта. Нельзя останавливаться, пока дело идёт, – этому принципу он следовал неуклонно.
Уже заполнил он бланк, уже инженер по спецприменению взял ручку, чтобы поставить подпись, как случилось непредвиденное: дверь открылась и чей-то властный голос спросил:
– Василий Иванович у вас был?
Павел оглянулся и узнал начальника аэропорта.
– Вышел? Ну, как появится, пусть зайдёт ко мне. Кстати, что вы подписываете? – начальник вошёл в кабинет. – Третьей экспедиции? Они у нас должники!
– Нет, – неуверенно возразил инженер, – Вера Ивановна…
– Что Вера Ивановна? Соедините-ка меня с ней.
У Павла заныло под ложечкой: «Чёрт его принёс!»
– Вера Ивановна, разве третья полностью рассчиталась с нами?… Ага! Значит – не может быть речи, ясно? Вы получили премию за первый квартал? Нет? Вот и за второй не получите. Всё!
Он положил трубку, посмотрел на Павла:
– Рассчитаетесь – пожалуйста, летите, куда угодно.
– Но это же… – Павел чуть не сказал: «грабёж», но удержался. – Я внёс пять тысяч, остались же копейки! Из-за них сидеть? Десять человек… Столько времени пропадёт!
– Во-во! – сказал с видимым удовлетворением тот. – Прочувствуете – будете платить, – повернулся к инженеру: – Никаких!
– Послушайте, – взмолился Павел, – ведь лето же, дни уходят, работать надо!
– Работайте, я вам не мешаю. У нас предпоследнее место, и всё из-за таких, как ваша экспедиция. Я сказал своим людям, что во втором квартале премия будет. Будет!
Он прошёл к двери, оглянулся:
– Мы не можем поступать иначе: хозрасчёт – это деньги. Если кошелёк пуст, значит, мы плохо работаем.
Который раз за эти дни пришлось услышать, что хозрасчёт – это деньги!
Инженер, когда дверь закрылась, виновато развёл руками:
– Извини, – вернул Павлу теперь уже ненужный бланк заявки, повторил за начальником: – Хозрасчёт.
От огорчения Павел с силой хлопнул дверью. На первом этаже здания он увидел Мушеля и Ханитова. Они ждали, что скажет им Павел, но, увидев его сердитое лицо, молча пошли следом.
«Как же так? – думал Павел. – С одной стороны, всё правильно: чтобы навести порядок, нужны строгие меры. И в газетах пишут… А, чёрт! – всё возмутилось в нём. – Наплевать на всё ради рубля?! Спокойно, Паша, спокойно. Надо разобраться. Мы же виноваты. В чём? Что работаем за тысячи километров от дома, что не имеем возможности возить с собой, на всякий случай, бухгалтера или толстый, как портфель грузина, кошелёк? Это порядок: вертолёты свободны, экипажи сидят, наши люди простаивают? Государство-то одно! Если каждый будет глядеть только в свой карман, пополнять его за счёт других, кто станет думать об общем? Вот он, руководитель, уже не видит во мне человека, а видит инструмент, который позволит ему быстрее выдавить деньги».
– Что с тобой?
Павел очнулся, обнаружил, что стоит у входа в гостиницу и не видит никого, в том числе и Локтева, загородившего ему дорогу.
– Тьфу! – он невесело рассмеялся. – Так, пожалуй, и заговариваться начнёшь. Деньги взяли, а вертолёт – выкуси!
– Как так?
– Да уж… получилось.
– Что делать?
– А хрен его знает! Зададим этот вопрос нашему начальнику.
Вечером Поротов долго стучал ключом передатчика, но ответа на радиограмму не получил, сказал:
– Из начальства в экспедиции никого уже нет. Завтра Василий Георгиевич придёт, будут решать.
На следующий день из Иркутска им сообщили, что дано распоряжение Соломину и надо ждать вертолёт с базы партии.
Прошёл день, другой, наступило воскресенье – никто за ними не прилетел.
В понедельник Павел ещё раз попытался выпросить у начальника аэропорта два рейса, но получил жёсткий отказ.
Кончались и наличные. В единственной столовой посёлка кормили плохо, зато брали хорошо – каждому на день Павел выдавал по три рубля. Платил за гостиницу и ещё тревожился тем, что могут потребовать освободить места, приезжающим мест не хватало, они же явно зажились.
На радиограмму на базу партии: «Когда вывезут из Туры?» – начальник партии Соломин не отвечал.
А погода стояла великолепная. Подсохли дорожки посёлка, и Павел сменил тяжёлые кирзовые сапоги на кеды, днём солнце пригревало так, что можно было ходить в одном пиджаке; Ханитов даже пробовал загорать, устроившись на солнцепёке с южной стороны аэровокзала. Бревенчатые стены его, потемневшие от непогоды, нагревались к полудню так, что кое-где на них проступала смола. Сюда приходили каждый день – ждали. Валерий приглашал загорать и Тамару, она отшучивалась: «Купальник дома забыла».
Однажды Валерий подошёл к Павлу с просьбой дать ему десять рублей.
– Зачем? – удивился Павел.
Тот немного заалел скулами, но ответил:
– Купальники в магазине есть.
– М-да-а… – Павел усмехнулся. – Боюсь, что и без того скоро мы все будем ходить как Адам и Ева: штаны придётся продать – на жратву только на один день осталось…