Прищурившись, Кэмерон посмотрел на бегущую в сторону корабля девушку.

– Это не помощница Жозетты?

– Oui, Элиза. – Сдвинув брови, Рене поспешно спустился по сходням на причал.

– Скорее, Рене! Умоляю, поторопись!

– Что-то с Жозеттой?

Элиза в отчаянии закивала.

– Магазин. Он горит!

– Пусти! – кричала Жозетта, пытаясь вырваться из стальных объятий Рене.

– Не глупи, – прокричал Рене в ответ.

Внутри магазина что-то взорвалось, и одно окно разбилось вдребезги. Оранжевые языки пламени вырвались наружу и теперь лизали небо, точно исполинский дракон. Толпа зевак загудела.

– Заберите ее оттуда! – перекрикивая шум, приказал один из пожарных.

Рене оттащил сестру в сторону от палящего жара. Она упала в его объятия и вцепилась пальцами в лацканы сюртука.

– О господи, там была вся моя жизнь!

Пожарная команда энергично поливала водой верхние этажи и боковые стены магазина, стараясь удержать огонь, угрожающий перекинуться на соседние здания. Одни добровольцы быстро залезали и спускались по лестницам, отдавая друг другу приказы. Другие изо всех сил качали водяные насосы, непрерывно подавая воду в шланги.

Протиснувшийся сквозь толпу зевак Бастьен рванулся к сестре.

– Merde, Жозетта. Твоя рука. Она обожжена. Нужно отвести тебя домой.

Только теперь Жозетта ощутила боль. Слишком силен был шок от происходящего у нее на глазах.

Рене потянул ее за руку.

– Идем. Ты только мешаешь.

Ошеломленная Жозетта заглянула в глаза брата, в темных глубинах которых отражались причудливые отсветы пламени. Внезапно туман в ее голове рассеялся. По щекам заструились слезы, а колени подкосились. О чем она только думала, пытаясь прорваться внутрь горящего здания, которое уже нельзя было спасти? Она сошла с ума?

Жозетта окинула взглядом толпу в поисках Кэмерона. Но вместо этого на глаза ей попался Веннар. Их взгляды встретились. Злобная улыбка заиграла на его губах, прежде чем он отвернулся и растворился в толпе.

– Вы удовлетворены, Веннар! – выкрикнула Жозетта. – Вашей жене и дочери больше не удастся посетить «Созвездие красоты». Каджунский мусор с болот больше не будет обслуживать их как особ королевской крови!

Зеваки начали оглядываться. Поджатые губы зашевелились, свидетельствуя о том, что пересуды полились быстрее, чем вода из брандспойтов.

Схватив сестру за подбородок, Бастьен заставил ее посмотреть ему в глаза.

– Веннар устроил пожар?

Ноздри Жозетты щипало от едкого дыма горящего дерева, смешанного со сладковатым запахом того, что еще недавно было изысканными ароматами. Господи, да это просто сумасшествие какое-то. Из горла Жозетты рвался истерический смех, который вскоре сменился сдавленными рыданиями. Она покачала головой.

– Я зацепила рукавом свечу. Она упала в чашу со спиртом, который, вспыхнув, разлился по столу и полу. Спустя несколько секунд огонь распространился по всему помещению.

Растущая в груди истерика сменилась жестокой мукой.

– Я сделала это собственными руками. Господи, я разрушила собственную жизнь.

Обняв сестру за плечи, Рене прижал ее к себе.

– Но ты цела, ma soeur. Ты восстановишься. Мы тебе поможем.

В это самое мгновение Жозетта поняла, что ничего этого не будет. Все кончено. Она не станет больше бороться за то, чтобы ее приняло общество, которое все время ее презирало. Не станет ждать от жизни того, чего никогда не должна была получить.

Из толпы зевак появилась Алексия с перепачканным пылью и слезами лицом. Она прильнула к Жозетте.

– Ma tante, я думала, ты внутри. Думала, ты умерла.

Сознание Жозетты снова затуманилось, а ужасная картина поплыла перед глазами. Она прижала племянницу к груди.

– Ты прав, Рене. Мне не нужен этот магазин. Мне не нужно ничего, раз у меня есть семья. Прошу тебя, отведи меня домой.

Братья и Алексия окружили Жозетту в попытке протиснуться сквозь толпу зевак. Появившиеся из ниоткуда Мишель и Кэмерон принялись расчищать дорогу.

Достигнув последних рядов глазеющих на пожар, Мишель и Кэмерон отошли в стороны, чтобы пропустить Жозетту вперед. При виде сурового и вместе с тем отрешенного выражения на лице Кэмерона по спине Жозетты пробежал холодок. Несмотря на страшный шум, она услышала, как он сказала Мишелю:

– Прикажу принести еще лестниц и шлангов, а потом пойду домой. Я решил уехать завтра утром. Так что приготовь мне место на «Арабеске».

Жозетта в очередной раз испытала потрясение. Он уезжает так скоро?

Менее чем за час она потеряла все, что было для нее дороже всего на свете.

Покрытый копотью, с эмоциями, пребывающими в руинах, как и магазин Жозетты, Кэмерон направлялся домой. Больную ногу сводило судорогой, и ему казалось, что она охвачена огнем.

В ночном небе клубился дым, насмехаясь над звездами и луной. Что, черт возьми, с ним произошло там, на пожаре? Образ клана Тибодо, защищающего свое, полоснул по сердцу Кэмерона подобно осколку стекла, превратив его в лохмотья. Он бы добрался до Жозетты первым, если бы его не подвела пульсирующая болью нога. Даже Алексия его опередила, прильнув к одному из братьев Тибодо и не удостоив отца даже взглядом.

Проклятие. Вполне возможно, что Жозетта не желала больше иметь с ним ничего общего, но ведь Алексия была его плотью и кровью.

Впрочем, кого он обманывает? Его присутствие неуместно. Ему нет места в этой семье. И никогда не было. Он знал это так же отчетливо, как свое собственное имя. Но тогда почему их отчужденность причиняла ему такую боль?

Да что с ним вообще такое? Неужели здравый смысл покидал его всякий раз, когда дело касалось этой семьи? Прежде всего ему не стоило вступать в близкие отношения с Жозеттой. Да и Алексии он не нужен, ведь у нее есть дружная семья. Какое моральное право он имел увозить ее бог знает куда лишь потому, что она была его дочерью? В последнее время она и вовсе вела себя как чужая.

Мог ли он осуждать ее за это?

Оставить ее здесь будет не так уж трудно. Кроме того, от нее будут одни лишь неприятности. Кэмерон убедился в этом на собственном опыте. Он попытался прогнать прочь чувство вины и смятения, пока оно окончательно не завладело его разумом.

Он организует для Алексии трастовый фонд. А однажды и вовсе вернется в Новый Орлеан. Или пригласит дочь к себе, если, конечно, где-нибудь осядет, поняв, чего хочет от жизни. Одно Кэмерон знал наверняка: в Новом Орлеане он не поселится. После семнадцати лет жизни в прохладном климате местная жара едва не свела его с ума. Кэмерон провел рукой по лицу, а потом по волосам. Он чувствовал себя так, словно его мозг затопила липкая болотная тина.