Глеб вспомнил, что и его отец с пустыми руками никогда в Москву не отправлялся. Вёз целые окорока, ящиками фрукты, дюжинами коньяк.

«Вот черт! — спохватился он. — Еду к людям в первый раз в гости и не прихватил даже копеечного сувенира! На худой конец — букетика цветов Татьяне Яковлевне».

— Эх, надо бы цветов купить, — сказал он вслух.

— Зачем? — удивилась Виктория.

— Для мамы.

Она рассмеялась:

— В Тулу со своим самоваром… Да у нас там этого добра!

— Дорог не подарок, а внимание. Сама же говоришь, как только отец стал пенсионером…

— Самое удивительное, что как раз истинные друзья и стали бывать у нас. Те, кто прежде стеснялся или не решался… Между прочим, сегодня на дачу пожалует папин старинный знакомый. Григорий Петрович. Представляешь, когда отец был ещё председателем райисполкома, он его возил…

— На машине?

— В том-то и дело, что не на машине. На фаэтоне! Вскоре после войны.

— Словом, был обыкновенным кучером.

— Водителем кобылы, как в той песне Утесова, — засмеялась Вербицкая, затем, посерьёзнев, добавила: — Григорий Петрович человек необыкновенный. В то время ему было всего годков пятнадцать, а уже кормил семью. Отца убили на фронте, мать хворала. Помимо него ещё трое детей.

— Тогда, наверное, многие подростки находились в его шкуре, — заметил Ярцев.

— Да, — согласно кивнула Вербицкая. — Но главное не в этом… Представляешь, он буквально бредил математикой. Отец рассказывал: как выдаётся свободная минута, так он за книжку! Непонятно, правда? Простой деревенский мальчишка, а такая удивительная страсть!

— Ну почему же, — пожал плечами Глеб. — А Ломоносов? Или Петров-Водкин? Вышли из самых что ни на есть низов… И кем сейчас ваш Григорий Петрович?

— Кандидат наук. Работает в научно-исследовательском институте где-то в Сибири. Позвонил сегодня спозаранку, взял координаты дачи.

Ярцев слушал Викторию и все время пытался уловить или хоть как-то почувствовать отголоски прошедшей ночи. Но она вела себя так, словно не было тех часов, проведённых у Феликса.

— Да, старик, одна просьба, — неожиданно перескочила Вика на другое. — На даче будет друг нашего дома, не обращай на него внимания…

— В каком смысле? — не понял Ярцев.

— Воздыхатель, — улыбнулась Вика. — Спит и видит, чтобы я вышла за него замуж.

Это сообщение приятно пощекотало самолюбие Глеба: значит, Вике не безразлично, как он к этому отнесётся.

— И что представляет из себя этот воздыхатель? — поинтересовался Глеб.

— Юра. Сосед по даче. Бывший референт папы, а теперь помощник министра.

— Фью! — присвистнул Ярцев. — Что же ты, а? — подначил он Вербицкую.

— Голуба моя, если бы я сказала, кто мне делал предложения, ты бы уписался, — спокойно сразила его Вика и продолжала: — А вообще он интересный мужик. Головастый. Раньше, когда он был на подхвате у моего отца, я даже не замечала его. Этакий Молчалин… Как все-таки меняются люди, когда исчезает служебная зависимость! Отец, и тот удивился. Часами теперь говорят и наговориться не могут. Спорят до посинячки! Юра такие идеи толкает, что у отца челюсть отвисает.

— Сколько же ему лет?

— Под сорок. Но до сих пор не женат. У него только мать. Обожает её. А уж она сыночка — словами не передать. И ещё. Я думала, что Юра чернильная душа, дальше своих бумаг ничего не видит. Представляешь, оказалось — талант! Такое развёл на своём участке — диву даёшься! Впрочем, посмотришь сам. Он непременно потащит нас к себе.

За разговорами летели километры. И когда Вика свернула на узкое, петляющее в лесу шоссе, Глебу показалось, что они добирались не более получаса. Лесок быстро кончился, и взору их открылся садовый кооператив с рядами домиков посреди невысоких ещё деревьев.

Ворота были распахнуты настежь. «Лада» осторожно въехала на усыпанную гравием дорожку, сделала один поворот, другой и стала.

Заборов между участками не было. Их разделяли ягодные кустарники или цветочные бордюры.

Только они вышли из машины, как от небольшого домика с двускатной крышей к ним навстречу поспешила дородная женщина в стареньком ситцевом сарафане и мужских сандалиях на босу ногу.

— Глебушка, дорогой, вот здорово, что навестил нас! — заключила его в мягкие тёплые объятия женщина, в которой Ярцев с трудом узнал Татьяну Яковлевну.

Прямо-таки по-родственному расцеловав его в обе щеки, она затем небрежно чмокнула свою дочь.

Ярцев все ещё не мог прийти в себя от той перемены, которая произошла с женой Николая Николаевича. Встреть он Татьяну Яковлевну в городе, ни за что не узнал бы. И дело было не только в выцветшем платье и мужских босоножках. Осанка, вот что переменилось в ней. Он помнил её надменной, недоступной, проезжавшей в служебной «Волге» мужа по Средневолжску. Она всегда сидела рядом с шофёром, словно машина предназначалась не супругу, а ей. На Татьяне Яковлевне все было непременно самое лучшее — шуба ли, пальто ли, сапоги или шляпа.

Тут же появился из-за дома и сам Вербицкий. В заляпанных краской старых штанах и рубашке, с малярной кистью в руках.

Он тоже полез к Глебу с поцелуями, но без объятий, чтобы не испачкать гостя.

— Ну, спасибо! — расчувствовался Николай Николаевич. — Ей-богу, уважил!

С того трагического дня в Ольховке Вербицкий изменился. И, нужно сказать, в лучшую сторону. Пополнел, загорел, на щеках даже появился лёгкий румянец, о чем Глеб не преминул тут же сказать хозяину дачи.

— А все свежий воздух! — довольный тем, что услышал такой комплимент, откликнулся Вербицкий.

Он пошёл отмывать руки от краски.

Как-то незаметно появился ещё один человек, моложавый мужчина в шортах и пляжных резиновых сандалиях.

«Наверное, тот самый референт», — подумал Глеб и не ошибся.

— Юрий Васильевич, — представила его Татьяна Яковлевна. — Мой незаменимый и верный помощник, — добавила она с нежностью.

— Перешёл по наследству от папы, — не удержавшись, сострила Вика.

Юрий Васильевич извинился, что не может подать Глебу руку — он помогал Вербицкому красить.

Помощник министра был недурён собой. И рост хороший. Ярцев даже испытал что-то наподобие ревности. Правда, когда он пошёл мыть руки и нагнулся над умывальником, Глеб заметил на его голове плешь.

«Это уж наверняка не нравится Вике», — усмехнулся Ярцев.

Татьяна Яковлевна стала накрывать стол на верандочке, а Николай Николаевич потащил Глеба осматривать участок.

Все шесть соток были использованы, по словам Вербицкого, предельно рационально. И действительно, Глеб не увидел ни одного невозделанного клочка земли. Но когда они дошли до границы с соседом, Ярцеву бросилась в глаза небольшая полоска, поросшая крапивой.