загородила выход из-за стойки, сканирует, что-то там заедает у нее...

Артём смотрит на меня, слегка улыбается. Глаза блестят азартом. Он поднимает букет выше. Вот гад! Утром же по телефону сказал, что до Нового года увидеться не выйдет. Я чуть не расплакалась.

Опираюсь на стойку, подтягиваюсь, ловко перепрыгиваю и несусь к нему.

Истомин хохочет. Раскрывает объятия, я прыгаю и крепко обнимаю его за шею. Артём подхватывает, фиксирует и специально, словно издеваясь, кружит, как в романтической комедии.

Я вдыхаю аромат его туалетной воды и блаженно закрываю глаза.

— Ты сгоришь в аду за вранье, — шепчу угрожающе.

— Только за это? — Артём делает вид, что изумляется.

Привычно вскидывает брови, и меня разрывает от любви и нежности! Так сильно он нравится.

Артём подносит телефон к уху, второй рукой все еще крепко держит и букет, и меня.

— Позже наберу, сейчас неудобно. — Смотрит в упор.

Сердце глухо колотится. Он прерывает разговор из-за меня. Расставляет приоритеты.

Убирает мобильный в карман.

— Мне нужно доработать, — выпаливаю. — Виктория Фёдоровна оставила за старшую, сама уехала по делам.

— Недели не прошло, а она уже старшая, — делано закатывает глаза Артём. — Если бы я приехал через месяц, ты бы уже куда-то баллотировалась?

Показываю язык. Истомин просто обожает меня подкалывать! И за оценки, и за любые другие успехи. Хвалит, хвалит, хвалит. Я к такому не привыкла. Поначалу вообще думала, что он издевается.

Но нет, ничего подобного. Искренне.

Артём с легкой заминкой, словно нехотя опускает меня на пол. Я возвращаюсь за стойку и, извинившись, продолжаю работу.

Он стоит рядом и смотрит неотрывно, из-за чего нервишки шалят. Приятно шалят. Сладко так. Истомин демонстрирует заинтересованность настолько явно, что гости поглядывают с улыбками. Еще букет этот на столике... Для меня.

— Вы красивая пара, — сообщает украдкой одна женщина, и я расцветаю. Это приятно слышать. — Когда свадьба?

— Мы об этом не говорили, — поспешно отвечаю.

— Судя по глазам молодого человека, скоро, — добавляет она.

Когда я наконец освобождаюсь и подхожу ближе, Артём произносит:

— Хорошо выглядишь.

— Спасибо, — улыбаюсь. — Местный климат подходит. Ты тоже классно.

— Мама надолго уехала? Она, кстати, всю информацию про меня успела слить?

— С пятого по девятый класс из-за расписания тренировок ты был на домашнем обучении, — выкладываю я первое, что пришло в голову. — С Марком вы погодки и дрались все детство... А. С года до пяти ты жил у бабушки, о чем твоя мама ужасно жалеет и никогда себе этого не простит. Она очень тебя любит. А еще ты такой милый на детских фотографиях! Это нечто. Особенно в костюме ёжика.

Артём широко улыбается.

— Тренировки были до седьмого класса, потом я просто не хотел тратить время на школу. Дома учиться было быстрее.

— Ну да. Вокруг ведь все не дотягивали.

— Не дотягивали, малыш. Маму я давным-давно простил, она об этом знает. Ей было двадцать два, когда родился Марк. Отец все время пропадал на работе, ей было сложно одной с двумя.

— Ты злился на нее?

— Пока не достиг тех ее лет, потом отпустило. Я часто болел в детстве, от меня заражался Марк. Бабушка с дедом жили в Подмосковье. У меня было нормальное детство. Давай не грусти.

Я улыбаюсь, не комментируя. Нас в семье восемь, скоро будет девять. И никто никого не хотел никуда отдавать. Даже в голову такое не приходило. Насколько все семьи разные. И люди разные. Идеальных нет. С виду красивые картинки, но у каждого свой стыд, своя беда, свои минуты счастья.

Мой стыд позади. Минуты счастья — сейчас. Когда смотрю в глаза Артёма.

— Покажешь мне отель? Свой номер? Давно не видел его, — переводит он тему, вновь подкалывая. Поправляет мой пиджак, который куплен для работы.

— Нужно было предупредить заранее, я бы всё подготовила. Артём, сюрприз — это хорошо, конечно, но... у меня работы вал! Ты же надолго?

— До вечера воскресенья.

Три дня.

Через пару часов мы ужинаем с его мамой, втроем, в одном из ближайших ресторанчиков. Сыпем подробностями с работы. Виктория Фёдоровна шутит, что наконец-то Артём согласен послушать. Он бросает на нее укоризненные взгляды.

Я много смеюсь.

Так много, что, видимо, ночью все это смешивается в голове, и меня опять мучают кошмары. Сильные эмоции как будто провоцируют откат назад, они триггер. Когда просыпаюсь в третий раз, Артёма рядом не оказывается. Я пугаюсь и включаю ночник. Он ушел? Два раза обнимал, успокаивал.

Пью воду, дышу часто. Плохие сны теперь редкие и без химии не такие острые. Но все же случаются.

Пишу Артёму: «Ты где?»

Он не отвечает. Тогда я накидываю на плечи халат, сую ноги в тапки и отправляюсь на поиски. Три часа ночи. Отель крепко спит. Все спят, кроме нас двоих.

Прохожу мимо террасы — там пусто. Да и слишком холодно.

Спускаюсь на первый этаж.

Артём отыскивается в фойе. Здесь довольно просторный для небольшой гостиницы зал и барная стойка. Вечерами народ коротает время, тянет алкоголь. Летом приглашают музыкантов.

Сейчас же никого.

Артём сидит за самым дальним столиком один в полутьме. Не сразу даже заметила. Перед ним бутылка виски, пепельница. Маячок сигареты вспыхивает, когда Артём подносит ее ко рту. Он редко курит, и я чувствую укол вины: из-за меня.

Негромко играет музыка, барная стойка пустая.

Подхожу ближе, Артём поворачивает голову в мою сторону.

— Я тебя потеряла.

— Опять кошмар? — спрашивает он и чуть прищуривается. Берет стакан, допивает залпом.

Морозец пробегает по телу.

— Нет, — лгу. — Просто искала тебя в кровати и не нашла. Можно присоединиться?

— Тащи стакан.

Слушаюсь. Присаживаюсь рядом. Артём разливает алкоголь, раскладывает щипцами лед. Я делаю глоточек и сильно морщусь.

— Это тебе не страйпсы, — подшучивает он.

Улыбаюсь.

— Меня твоя мама научила: если снится плохой сон, надо представить, что страхи заключены в мыльные пузыри. Мысленно их лопаешь, и становится легче.

— Что за чушь? — Он отворачивается. Берет еще одну сигарету. Прикуривает и затягивается.

Я смотрю на его руки, на движение пальцев. Артём довольно сильно пьян.

Мой голос звучит неестественно:

— Она безумно скучает по твоему отцу, Артём. И по Марку, конечно. Она часто лопает пузыри.

— Я предпочитаю находить виновных.

— Одно другому не мешает. Я переживу, Артём. То, что со