Он перечислил хранящиеся в Руане мощи святых, привлекавшие паломников со всей Европы. И отнюдь не всегда благочестивых. Ведь в паломничество они отправлялись именно потому, что были грешны, — в надежде, что лицезрение мощей искупит их грехи.

— Ну а в наши дни, — прибавил он, — бесчисленные части тел святых и грешников разбросаны по всей Франции и Фландрии.

Несколько часов спустя собор утратил притягательность: человек склонен к пресыщению, в том числе и эстетическому. Он повел ее обедать в ресторан под названием «Ла Курон», о котором поговаривали, что он старейший во Франции, — дом, скособоченный под гнетом лет, украшенный балконами, островерхая крыша, окна со свинцовыми переплетами… Хозяин, казалось, их ждал. Чарли признался, что телеграммой заказал столик. Просто побоялся, что самим им приличное место не отыскать. Его целенаправленность поразила Салли.

Выяснилось, что соус к поданной утке приготовлен из крови. Что ее как дочь фермера отнюдь не смутило. Пили они бордо, не доставившее ее неискушенному небу особенного удовольствия, разве что польстив материалистическому самолюбию. Однако последующее ощущение легкости в сочетании с воспоминанием о телеграмме, бирюзе витражей и нестареющих рецептах блюд под крышей этого старинного дома восхищали.

— Ну, и что они за люди? — поинтересовался Чарли. Они ели яблочный пирог со свежими сливками, обильно сдобренный бренди под названием кальвадос. — Те, кого вы выхаживаете?

Его по-прежнему живо интересовало буквально все.

— Есть нечто новое, Чарли, — призналась она. — Газ. Мы отправляем в Англию массу молодых людей с отравлением газом. А это означает, что им почти наверняка уже не быть солдатами, и, вполне возможно, не быть и мужчинами. Поэтому нам приходится постоянно держать под рукой маски. Повсюду такое безобразие.

— На полигоне нас заставляли проходить сквозь облака газа в таких же масках. Ощущение не из самых приятных.

Все ее мысли занимал капитан Констебль. Но Чарли она о нем рассказывать не стала, боясь заразить его невезением.

— А немцы обстреливали места, где вы располагаетесь?

— Нет, — сказал Чарли, — обстрелы довольно щадящие. Но иногда случаются. Почти ненароком. Говорят, хотя и не похоже на правду, но якобы с немцами договорились и, если мы не обстреливаем Стенбек, они не будут обстреливать Азбрук. Во всяком случае, так обстоят дела на данный момент. Но когда нас признают готовыми к кровопусканию, отправят в какое-нибудь менее уютное местечко.

Она потягивала вино, словно воздавая своеобразную дань этому дню.

Чарли рассказывал о семейной ферме, маленьком доме в окрестностях Стенбека, где его и других офицеров разместили на постой. Сперва семья их дичилась. С ней в самом начале войны грубо обошлись немецкие, а затем довольно презрительно и некоторые британские офицеры элитного полка. Но Чарли стал помогать им рубить дрова и даже доить корову, подумаешь, подоить единственную корову, приговаривал он, и французская семья потихоньку оттаяла. А жена фермера все удивлялась и спрашивала, как это он, офицер, и колет дрова?

Потом они гуляли по улицам, и Чарли охотно разглядывал платья в витринах бутиков — в Австралии такие доступны лишь в салонах портных. Чарли не без интереса разглядывал ткани и линии кроя.

— В конце концов, — объяснил он, — это продолжение моих интересов.

В Руане никто не высказал неудовольствия, что она просто разглядывает и прикладывает к себе ткани, ведь она шла под руку с мужчиной. Видимо, здесь считалось, что женщине несказанно повезло, даже если ей удалось подцепить для прогулки по набережной в тихий полдень не то что офицера, а хотя бы находящегося на излечении солдатика.

Часов около двух Чарли сказал, что хочет посмотреть место, где сожгли на костре Жанну д’Арк. Она там уже побывала, когда приезжала в город с Онорой и Лео.

— Но ты наверняка там уже была? — спросил он.

— Нет, — солгала она.

По тесным средневековым улочкам они прошли к маленькой площади — там стояли церковь и памятник с высеченными на камне геральдическими лилиями, венчающими крест, установленной на месте гибели Жанны.

— Представь, как ей было страшно, — сказал Чарли.

В прошлый визит ни одной из них такое даже не пришло в голову. Они удивлялись стойкости Жанны — французской предшественницы Неда Келли[25]. Она была персонажем героической сказки, а не девушкой из плоти и крови, которую связали и бросили в адское пламя. Салли в тот же миг почувствовала разлитый в воздухе ужас.

Он принялся изучать карнизы старых домов на площади, как будто в их сплетениях запечатлелись последняя молитва и вопли ужаса. Когда Чарли, задрав голову, осматривал достопримечательности, Салли заметила у него на шее царапины — следы усердной работы бритвы.

— Только она и огонь, — пробормотал он. — И ее сознание, и обуявший ее ужас.

Он повернулся лицом к Салли и засмеялся — воспоминание о приятном дне, который они провели вместе, вернуло его в спокойную атмосферу, которой пламя не коснулось. Он посмотрел на часы. Боже, грузовик будет ждать его на ипподроме уже через полчаса. Они бросились искать такси, но им попадались лишь редкие личные авто и фермерские подводы. Они помчались обратно в собор, откуда британский водитель кареты «Скорой помощи», оказавшийся в городе по какой-то неустановленной надобности, доставил их обратно на ипподром. Там они остановились на гравийной дороге перед зданием администрации. Обоим было неловко — они сближались все теснее и не вполне понимали, что с этим делать. Грузовик рванул с места и спас их от неловкости. Она спрашивала себя, а если бы он, прежде чем сесть в грузовик, попытался бы ее поцеловать, она чувствовала, что он этого хотел, но решил, вероятно, что по его же милости этот день выдался чересчур уж бестолковым, сумбурным, перенасыщенным случайными событиями, следовательно, неподходящим для поцелуев.

Отправить телеграмму в ресторан! Сама мысль об этом, казалось, выходила за рамки всего, что она могла себе представить. Люди телеграфировали в случае смертей, свадеб и срочных неожиданных приездов. А он решил заказать столик по телеграфу.

* * *

Со времени их визита в таунхаус Тарлтонов старшая медсестра Митчи и Наоми жили в номерах, снятых для них в отеле «Дорчестер». Хотя тот, что занимала Наоми, был несколько скромнее, чем у старшей медсестры Митчи, тем не менее он поражал ее пышностью и в особенности, по контрасту с Лемносом, огромной кроватью. Она не спала в комнате одна почти два года. Но шикарное одиночество действовало на нервы. В качестве платы за жизнь на широкую ногу Митчи незамедлительно взвалила на нее обязанности составлять список личного состава для госпиталя на двести раненых, — для начала, как выразилась Митчи. Наоми распланировала график дежурств медсестер, которых еще предстояло набрать из состава армейской службы медицинских сестер, добровольцев Красного Креста или гражданских больниц. Только для двух двенадцатичасовых смен при условии одного выходного дня в неделю требовалось сорок квалифицированных медсестер. Ночью потребуется почти такое же количество женщин, как и днем, поскольку хорошо известно, что раненых нередко подвозят именно в ночное время.