так несерьёзно? Почему вы были уверены, что он так туп, что не видел за собою слежки? И не понимаю я ничего! Откуда взялся его агрегат, на чём он и упорхнул, если его летающее приспособление свалилось в лес? Это же всего лишь машина, хотя и летающая. И больше ничего. У него не было никаких крыльев. Не могло и быть. Откуда взялась летающая машина там, где бродят люди и пасут свой скот? И куда делась машина, упав в лес? На месте её падения уже нет никакого препятствия, не пускающего исследователей попасть вглубь той поляны. Ничего там нет, кроме гари непонятного происхождения.

– Если гарь, значит, был пожар, – на равных включился Кипарис в размышления матери Сирени.

– Пожар не может выжечь идеальный круг, за пределы которого он так и не вышел. Даже на обратной стороне деревьев остались нетронутые листья. Ты хоть в состоянии представить, с каким феноменом мы столкнулись, и как бездарно всё упустили?

– Не очень, если честно. Зачем нам эти летающие агрегаты, круглые поляны и оборотень в серебряных башмаках? Ушёл, и ладно. Любопытно только одно, куда? Да и Иву – бедняжку мне жаль. Что делать человеку там, где он не родился, не привык? И как можно жить за тучами?

Сирень задумчиво слушала его рассуждения, – В кого ты такой тупой? – только и спросила она. – Отец у тебя был настолько необычным по всем своим характеристикам, не беру в расчёт его внешние данные, что я была уверена, его продолжение разовьётся только в сторону ещё большего совершенства.

– Тогда выходит, что я похож на тебя, – ответил пасмурный Кипарис с усмешливой интонацией прежнего Капы.

Неожиданная и счастливая встреча

Перед тем самым днём, когда Ива и Фиолет сбежали, сам Фиолет уже несколько дней обитал у Радослава в его доме. А произошло это так. Фиолет уже давно заметил слежку за собою. Она мало его пугала, но раздражала ужасно. Иногда он даже играл со своими преследователями, не понимая, почему они не хватают его сразу, если уж он их так интересует. У скоростной дороги с её человеческими водоворотами ему всегда удавалось от них оторваться. Поражала их медлительность, их смешная уверенность, что они всего лишь случайные прохожие, просто идущие туда же, куда и он. Они даже примелькались своими лицами, а так и не удосужились, хотя бы временами, сменяться. Из чего он сделал вывод, что здешние люди не приучены к шпионским играм, живут в замедленном алгоритме как внутренних процессов, так и тех, в которых протекает окружающее их бытие. Это были люди-дети, цивилизованные дошкольники, решившие поиграть в шпионов. И хватать его у всех на виду было, по-видимому, не за что. Для этого им требовались условия, в которых они окажутся с ним наедине, с глазу на глаз. А он им такой возможности не давал.

В целом мир безымянной планеты ему нравился. Почти родная, если по месту его личного произрастания, природа вокруг, климат средних широт, абсолютно прозрачное мироустройство. Люди вокруг были добродушны, медлительны, без нужды не любопытны. Исключением, большой загадкой были их «Города Создателя». Но он там не был. И сами эти Города находились в заметной стороне от остальных, кто не был в их структуру вписан. Даже здешние религиозные культы были больше праздниками, придуманными для развлечения от трудовых будней, чем неким тотальным программированием их психики, закабалением их ума. По всей видимости, они угасали, Храмы потихоньку рушились, и люди держались за свои традиции больше инерционно, чем осознанно.

Зная отлично, что именно ботинки его и выдают, он не мог без них обходиться. Они убыстряли его скорость при необходимости, в них был скрыт источник его связи с «Пересветом», а после окончательной гибели «Пересвета», они служили ему в качестве средства необходимой самообороны, если бы она понадобилась. Направленным ударом такого ботинка можно было раскрошить и камень. А в одном из тайных кармашков-клапанов хранился микроскопический робот, способный открыть любое запирающее устройство, вскрыть любой замок, считать любой код. Но тут не было особо уж сложных кодирующих устройств нигде.

В тот самый день, когда удрал при помощи неизвестного лысого мужчины из душистого и как бы игрушечного плена Сирени, испытывая невыносимый уже голод, Фиолет решил всё же пообедать. Успокоившись после сумасшедшего бега, он оглянулся вокруг и подумал: вряд ли, так быстро очухается матрёшка, а он через пару часов уже будет дома. Теперь же можно хотя бы полчаса уделить перекусу, дабы не упасть в голодный обморок. В последний раз он ел с тем перевозчиком его овощей у костра в чистом поле, где они вместе ели какую-то немыслимо-вкусную деревенскую кашу и запивали её таким же вкусным густым, топлёным молоком.

Живя с Ивой, Фиолет пристрастился к местной еде, находя её необыкновенной, полезной, натуральной, да и просто вкусной. Найдя глазами дешёвенькую миленькую столовую недалеко от скоростной дороги, он туда и нырнул. Перекусывая в столовой, так примерно назывались места для приёма еды вне дома, он заметил в большое окно, у которого он и сидел за столиком для одного посетителя, того самого блондина, которого видел в тот самый час, как они с лысым вышли наружу из обители магини Сирени.

Сам по себе он и не вызвал никакой особой тревоги. Мало ли людей, с которыми сталкиваешься не раз и не два даже в многолюдном городе. Парень как-то уж разительно отличался от туповатых, неумных преследователей из числа тех, которые успели надоесть больше, чем вызывать настоящую тревогу. Он был слишком интеллигентен по своему виду, слишком занят своим неким самоуглублённым обдумыванием чего-то, известного только ему лично. Он и смотрел вокруг как-то по-особенному, чуточку поверх голов мельтешащих горожан. Считая пролетающих птиц, он, вероятно, на ходу решал сложные запутанные задачи, поскольку похож был именно на студента. Поэтому Фиолет только скользнул по нему взглядом, только отметил, что уже видел его, и углубился уже сам, но только в тарелку с едой.

Для Фиолета являлось большим удобством, что столики в столовых выбирались людьми в зависимости от того, одни ли они приходили для утоления голода, или компанией. Больше трёх человек они, как правило, и не ходили нигде. Шумными толпами они собирались лишь на свои праздники, и только на лоне природы. Больших зданий для общественных сборищ и коллективных увеселений тут не было. Окружающий мир с каждым днём по мере привыкания нравился ему всё больше и больше. Он бы точно отлично прожил тут всю свою жизнь без особого напряжения и слишком больших умственных и прочих