– Но она еще совсем маленькая, – сказала я, оцепенев от возможных последствий для Бекки. – А Джек…

– Я запрещаю накладывать заклинания. – Мэтью говорил тихо, но в его голосе безошибочно угадывалось предостережение Болдуину.

– И на мою поддержку не рассчитывай, – заявил Болдуину Маркус. – Рыцари Лазаря этого не позволят.

– Опять о том же! – Болдуин вскочил на ноги. – Без поддержки семьи де Клермон Рыцари Лазаря – ничто. Одно название.

– Хочешь проверить свое теоретическое утверждение? – спросил Маркус, спокойно парируя выпад Болдуина. В глазах Болдуина мелькнуло сомнение. – То же самое можно сказать и о де Клермонах. Без поддержки братства они были бы ничем.

– Вампиров невозможно растить без дисциплины и порядка, – не сдавался Болдуин.

– Методы, какими растили нас, не подойдут ни Ребекке, ни Филиппу. – Мэтью встал между братом и сыном; впервые я видела его в роли миротворца. – Болдуин, мы живем в совершенно другом мире.

– Когда-то я уже слышал разговоры о современном воспитании детей. И что, помогли они Маркусу? – нанес ответный удар Болдуин. – Вряд ли ты захочешь вновь столкнуться с тем, что Маркус натворил в Новом Орлеане. Когда молодые вампиры решают двигаться по жизни самостоятельно, они оставляют за собой смерть и хаос.

– Мне было интересно, когда ты вспомнишь о Новом Орлеане, – встрял Маркус.

– Филипп не позволил бы тебе рисковать будущим Ребекки. И я тоже не позволю, – продолжал Болдуин, глядя на Мэтью.

– Болдуин, ты – не Филипп, – тихо произнес Маркус. – И даже близко не стоял.

Все, кто был в гостиной, опять затаили дыхание. Болдуин лишь криво улыбнулся. Сын Филиппа не пережил бы армию Римской империи, Крестовые походы, две мировые войны, а также взлеты и падения на Уолл-стрит, будь его месть скоропалительной и необдуманной. Он запомнит слова Маркуса и дождется подходящего момента.

– Я возвращаюсь в Берлин. Мэтью, у тебя есть две недели на проведение тестов. Если ты их не сделаешь, мне не останется ничего иного, как заставить Диану выполнить ее обещание, – сказал Болдуин. – Наведи порядок в своей семье. Или я сам наведу.

– И что угораздило Филиппа сделать его своим сыном? – спросила Сара, когда Болдуин покинул гостиную.

– Я сама этого никогда не понимала, – призналась Изабо.

Мэтью сочувственно улыбнулся матери.

– И что ты теперь намерен делать? – поинтересовался Фернандо.

Он почесывал за ушами Табиты, расположившейся у него на коленях, и довольная кошка мурчала, как моторная лодка.

– Пока сам не знаю, – ответил Мэтью. – Жаль, с нами нет Филиппа-старшего. Он бы знал, как совладать с Болдуином и Ребеккой.

– Держи карман шире! – воскликнул Маркус. – И когда наша семья перестанет считать Филиппа образцовым отцом?

Сара удивленно посмотрела на Маркуса. Я тоже была удивлена его словами. Я восхищалась Филиппом и считала отца Мэтью героем.

– Маркус! – Мэтью взглянул на сына, предостерегая его от дальнейших слов, затем скосил глаза на Изабо. Но Маркус не собирался молчать.

– Будь Филипп жив, он уже сейчас определил бы будущее Бекки и наплевал бы на ваши с Дианой желания. Да и на желания самой Бекки тоже, – сказал Маркус. – Так же он поступил бы и с Фиби. Вмешивался бы в каждое наше решение и руководил бы каждой стороной ее жизни.

Филипп-старший не заставил себя ждать. Он материализовался в углу. Очертания его фигуры и лица были туманными, но я увидела гордость и уважение, с каким он относился к внуку.

«Он всегда был предельно честен», – сказал мне Филипп, одобрительно кивнув в сторону Маркуса.

– Филипп был старым занудой, вмешивающимся во все. Он желал держать под контролем всех, кто вблизи и вдали, и управлять событиями, – продолжал Маркус, голос которого нарастал вместе с гневом. – Тайная рука. Прямо по Руссо. До чего же дед любил его роман «Эмиль». Если бы его не прерывали, Филипп дни напролет цитировал бы отрывки оттуда.

– А еще раньше любимым трудом твоего деда были наставления Музония Руфа о воспитании добродетельных детей, – сказал Фернандо, отхлебывая вино. – Стоило только упомянуть этого римского стоика, как Гуго со стоном бежал прочь.

– Становясь вампиром, я думал, что меняю прежнее свое бессилие и бесправие на свободу, – вздохнул Маркус. – Но я жестоко ошибся. Я всего лишь сменил одного деспота на другого.

Январь 1782 года

– Поднять рапиры! – распорядился мастер Арриго, отходя от Маркуса и Фанни. – En garde![27]

Фанни взмахнула рапирой, сделав это так чисто, что воздух зазвенел. Маркус попытался ей подражать, но едва не проткнул итальянского учителя фехтования и не располосовал себе рукав от локтя до запястья.

Январский день на улице Сент-Антуан выдался теплым, и потому Фанни решила перенести очередной урок фехтования из танцевального зала с натертым до скольжения паркетом во внутренний двор, камни которого не скользили, зато шатались и вихляли. Сюда же переместилась и мадам де Жанлис. Ей принесли из столовой мягкий стул, и она наслаждалась неярким зимним солнцем, расположившись на безопасном расстоянии от фехтующих.

– Pret![28] – подал команду мастер Арриго.

Маркус плотно сжал рукоятку рапиры.

– Нет, нет, нет! – отчаянно замахал руками итальянец, останавливая дальнейшие действия Маркуса. – Запомните, месье Маркус: не сжимайте рукоятку, точно палку. Вы должны держать ее легко, но твердо, как… ваш член. Покажите рапире, кто здесь хозяин, но не выдавливайте из нее жизнь.

Маркус в ужасе поглядел на мадам де Жанлис. Ей столь красочная аналогия очень понравилась, и она с энтузиазмом кивала.

– Exactement![29] – Мадам де Жанлис поднялась со стула. – Maître, вы позволите показать?

– Ради Бога, мадам, не надо, – возразил Маркус и замахал рапирой, пытаясь убедить графиню не приближаться. Острие рапиры дрожало. – Прошу вас, сядьте.

– Маркус, Стефани не отягчена твоей пуританской моралью, – сказала Фанни. – В отличие от тебя и Мэтью, она не страшится тела.

Маркус сделал глубокий вдох и приготовился снова атаковать свою тетку смертоносной рапирой.

– Pret! – отрывисто скомандовал мастер Арриго и добавил: – С осторожностью, месье. С осторожностью.

Маркус призвал на помощь все свое воображение и попытался представить, что держит в руке не рапиру, а собственный член, подбирая необходимое соотношение дисциплины и мягкости.