Судя по одному авторитетному источнику, высшая мера наказания может подразделяться на два вида – обезглавливание и удушение. Церемония харакири была добавлена на случай, если к смерти приговаривают человека, принадлежащего к воинскому сословию. Впервые этот обычай был введен в дни династии Асикага.[121] В то время страна пребывала в состоянии крайней неразберихи, и находились люди, которые хотя и воевали, но не были виновны в государственной измене или в неверности своим феодальным господам, а, например, случайно во время военных действий попадали в плен. Считать таких, как они, людей преступниками и отрубать им головы было невыносимо жестоко, соответственно прибегали к церемониальному обычаю совершения самоубийства путем взрезания себе живота, чтобы успокоить дух усопшего. Когда возникала необходимость приговорить к смерти человека, который виновен в недостойном самурая поступке, во время приведения приговора в исполнение свидетелей отправляли в дом, а преступник, помывшись и надев чистую одежду, в соответствии с указаниями своих господ кончал жизнь самоубийством, но не лишался звания самурая. Это закон, которому, как считалось, люди должны быть поистине благодарны.

О подготовке места для совершения харакири В древние времена церемония харакири обычно происходила в храме. В третьем году периода Канъэй (1626 г.) некому человеку, уличенному в измене, было приказано вспороть себе живот на 14-й день 1-й луны в храме Китидзёдзи в районе Комагомэ, в Эдо. Восемнадцать лет спустя вассал одного даймё завязал ссору с матросом, служившим на корабле, курсирующем по Осакскому побережью, и убил этого матроса. Расследование данного случая было проведено губернатором Осаки, вассалу было приказано совершить харакири на 20-й день 6-й луны в храме Сокусандзи в Осаке.

В период Сёхо (середина XVII в.) некий человек, виновный в неблаговидном проступке, совершил харакири в храме Симпукудзи на улице Кодзимати в Эдо. На 4-й день 5-й луны 2-го года периода Мэйреки (1656 г.) некий человек, отомстив за смерть мужа своей двоюродной сестры в местечке Симидзуданэ на улице Кодзи, вспорол себе живот в храме Хонсэйдзи. На 26-й день 6-й луны 8-го года периода Эмпо (1680 г.), на кладбищенских торжествах в честь годовщины смерти Гэнъюина Самы, бывшего сёгуна, Найто Идзуми-но Ками, затаив ненависть к Нагаи Синано-но Ками, убил его одним ударом короткого меча в главном зале храма Дзодзёдзи (место захоронения сёгунов в Эдо). Идзуми-но Ками был арестован присутствующими офицерами и на следующий день совершил харакири в Киридоси, в храме Сэйрюйдзи.

В современные времена эта церемония совершается ночью либо в покоях, либо в саду даймё, под ответственность которого передан приговоренный. Будет ли она проходить в покоях или в саду, зависит от ранга приговоренного к харакири. Даймё и хатамото,[122] само собой разумеется, и придворные сёгуна высокого ранга вспарывали себе живот в покоях, придворным же низшего ранга это предписано делать в саду. В случае феодальных вассалов, в соответствии с рангом их семей, тем, кто чином выше моногасира (капитана), несущих жезл,[123] следовало совершать харакири в покоях, всем остальным – в саду. Если, когда наступал момент, люди, участвующие в церемонии, хоть немного сомневались в отношении точных правил, которым надлежит следовать, им нужно было расспросить об этом тех, кто знал, и уладить эту проблему. В начале XVIII века, в период Гэнроку, Асано Такуми-но Ками[124] вспорол себе живот в усадьбе даймё по имени Та-мура. Поскольку все происходило в спешке и неожиданно, сад был застелен татами, а поверх этих толстых циновок положили покрытие, и все произошло там, но нашлись люди, которые говорили, что неправильно обходиться с даймё так, словно он был обыкновенным самураем. Но говорят, что в давние времена существовал обычай, согласно которому церемония имела место на кожаном покрытии, развернутом в саду. Надлежащее место в саду для харакири находится внутри ограды из штакетника, связанного вместе, поэтому те, кто были знакомы лишь с одной формой церемонии, не вправе осуждать Тамуру в том, что он поступил неподобающе.

Если, однако, целью было сохранить дом от осквернения кровью, то обвинения в злом умысле вполне можно было выдвигать, ведь надлежащей подготовке места придается большое значение.

В старину существовал обычай, что для влиятельных персон огороженное штакетником место должно быть площадью в тридцать шесть футов. Один вход делался с юга, а другой – с севера; южный вход назывался сюгиёмон («дверь упражнения в добродетели»); тот, что находился на севере, назывался унбанмон («дверь теплой чаши»). Два татами с белой обшивкой клали в форме молота, один под прямым углом к другому, поверх того татами, который располагался вдоль, клали шесть футов белого шелка шириной четыре фута. По всем четырем углам воздвигались шесты для занавесей. Перед двумя татами воздвигались ворота высотой около восьми футов и шириной около шести из тонкого бамбука, обернутого в белый[125] шелк. По четырем углам вешали белые занавеси, шириной четыре фута, а также четыре стяга, длиной шесть футов, с надписями четырех цитат из священных книг. Говорят, что эти стяги сразу же после церемонии уносили к могиле. В темное время суток по обе стороны двух татами ставили два фонаря. Свечи на блюдцах устанавливали на бамбуковые подставки высотой четыре фута, завернутые в белый шелк. Человек, которому предстояло взрезать себе живот, войдя в огороженное штакетником пространство через северный вход, занимал свое место на белом шелке, постланном поверх татами, лицом на север. Однако некоторые говорили, что ему следует садиться лицом на запад. В этом случае место для харакири должно быть подготовлено соответствующим образом. Секунданты-кайсяку входили в огороженное пространство через южный вход одновременно с главным действующим лицом, входящим через северный, и занимали свои места на татами, положенном поперек.

В наше время, когда харакири совершается в усадьбе ясики, для этой цели готовится временное место либо в саду, либо в каком-либо свободном помещении. Но если преступнику следует умереть в день, когда его передают под надзор даймё, или на следующий день, церемония, происходящая слишком быстро, проводится в гостиной. И все-таки, если есть хоть какое-то время от момента передачи заключенного под надзор даймё до приведения приговора в исполнение, лучше, чтобы церемония происходила в подходящей комнате в доме, нежели в месте, специально подготовленном для этой цели. Если прослышат, что из страха осквернения дома кто-то специально приготовил место для харакири, ему это будет поставлено в вину. Определенно не может быть никакого осквернения дому воина, которому приказали сослужить последнюю службу самураю, принимающему смерть от харакири.