Палач лениво дернул рукой, и господин Виммер со стоном опустился на бетон, прижимая руки к животу. Майор покачал головой.

— Шутки кончились! Всю ночь Казимеж будет вас бить, но вы не умрете, не надейтесь. Если до утра не дозреете, отдам по радио приказ расстрелять вашу жену. Потом вас снова будут бить. А если все-таки помрете…

Повернулся к Антеку, оскалился.

— Следующим станете вы, Земоловский. Я верю, что вас не посвящали в здешние тайны, невелика птица, но. Вдруг ошибаюсь?

Бывший гимназист заставил себя улыбнуться.

— Упырь вы, пан майор. Колом бы вас осиновым.

Тот, к удивлению Антека, нисколько не обиделся, лишь посмотрел странно.

— Есть такое выражение, Земоловский, «умереть за Родину». Вот и я умру — и вас всех с собой прихвачу! — но приказ выполню. А упырь я или нет, какая разница? Когда истлеем и в землю превратимся, кто разберет?

* * *

Тихо в боксе, и в коридоре тишина, даже часы не тикают. И телефон онемел, и птицы в будильнике, что поют с рассветом, и Роланд на книжной обложке молчит.

Заперли!

Антек несколько раз осматривал непонятный замок, дергал дверь, но без толку. На века строили инопланетяне! Вроде и не беда, на обед он сходил, без ужина обойдется, но стены давили, не давали дышать. Господина Виммера сейчас пытают. Плох он или хорош, предатель или нет, так нельзя! Даже если за Родину — все равно нельзя, иначе это будет родина упырей.

Вновь подумалось, что его беспамятство не проклятье, а благо. Мало ли что спрятано в черной топи? Зимним вечером, держа за руки красивую девушку, он решил, что не будет стрелять. А раньше?

«Теперь ты понял, мой Никодим, как страшна моя работа?»

Теперь — понял. Может, ради этого его оставили пока на Земле. И Круг еще не пройден.

Антек с ненавистью поглядел на замок и внезапно понял, что слышит шаги. Стены прочные, дверь почти не пропускает звук, но. Слышит!

Дверь — настежь. На пороге все тот же сержант, но на этот раз при полной форме и с карабином.

— Тревога!

Не хотелось думать о плохом. Я взглянул мельком на циферблат — Фогель ушла полтора часа назад, нет, уже час тридцать пять. Я ее отпустил, даже сделал вид, что так и надо. Дела в городе, и фотоаппарат купить нужно.

— Вернется, — негромко проговорил профессор, я невольно вздрогнул. Следовало промолчать, но все-таки не сдержался.

— Почему?

Подумалось, что сейчас он ухмыльнется, но колобок ответил неожиданно серьезно.

— Это, молодой человек, врачебная тайна. Что, совсем паранойя замучила?

Кулак в очередной раз зачесался, но я отверг искушение. Доктор все-таки!

— Сидите, пейте кофе, наслаждайтесь жизнью. Ах, кофе! На Клеменции каждый влюбленный юноша мечтает побывать со своей девушкой в кафе, где подают не подделку, а настоящий, из зерен. Очень дорого, очень! Смеяться будете, но когда начала работать миссия на Земле, кое-кто попытался наладить контрабандные поставки. Рыцари — контрабандисты! Нонсенс!..

На кофе настоял сам колобок, причем на этот раз пили мы его не на кухне, по-виллански, а в большой комнате за столом. Профессор ради такого случая надел пиджак вкупе с новой «бабочкой». Он определенно блаженствовал.

— Почему-то я думал, мсье Корд, что вы воспользуетесь отсутствием вашей прекрасной подруги, чтобы истязать меня шпионскими вопросами.

Я только рукой махнул.

— В Штатах! И вопросы вам стану задавать не я, а умники, причем каждый с тремя университетами за плечами.

Колобок гордо надул щеки.

— И Клеменцией вашей буду заниматься не я, а другой парень при очень хорошем жаловании. У меня, мсье Бенар, свои инопланетяне. Вот только хочу спросить.

Отставил чашку в сторону, наклонился вперед.

— Почему вы своих пациентов гробили? Вы же врач! У вас на Клеменции что, Гиппократа запретили вместе с картами? Или у вас там нельзя, а у нас можно? Опыты на обезьянах?

Жак Бенар поджал губы.

— Вы сердитесь, мсье Корд, значит, вы не правы. Скажите, в Соединенных Штатах Америки испытывают химическое оружие на людях?

Я открыл рот и глотнул воздуха, постаравшись не подавиться.

— Можете не отвечать, и так знаю. Государственная необходимость! Но газы нужны для убийства миллионов людей, а я ищу способ продлить жизнь человека и сделать его счастливым. Жертв много, но заметьте, все добровольцы. Смертельно больная старуха желает вернуться в молодость пусть и всего на несколько часов. Почему бы и нет?

— Все равно это убийство! — не сдавался я. — Вы, точно дьявол, искушаете слабых и беспомощных.

Профессор поморщился.

— А эвтаназия, разрешенная в некоторых ваших странах, многим гуманнее? Вас не это беспокоит, мсье Корд, но в душу лезть не стану.

Я отвернулся и принялся изучать зеленые кроны за окном. Час сорок пять. Фогель обещала, что ни с кем встречаться не станет, звонить своим людям будет из телефона-автомата, а фотоаппарат купит в каком-нибудь людном магазине. Чем плох квартирный телефон, я спрашивать не стал ввиду полной ясности. На улице к аппарату не прилагаются чьи-то любопытные уши.

«Значит, ты меня уже не считаешь предателем».

Ей я не ответил прямо, но никакой тайны нет. Анна Фогель не предатель, просто работает не на США, а на свою страну. Я — всего лишь ситуационный союзник, и наш медовый месяц кончился.

— Она скоро вернется, — негромко проговорил профессор. — Загоните подальше вашу паранойю. Лучше подумайте, что вы будете делать на объекте. Фотографировать? А вы хоть представляете, что именно?

— Сначала надо убедиться, что ваш объект вообще существует, — отрезал я, думая совсем о другом. — А что именно, вы мне и подскажете. За отдельную плату.

И, уже не скрываясь, поглядел на циферблат своих наручных.

Анна Фогель вернулась через десять минут.

* * *

— За руль сяду я, — заявил профессор, когда мы погрузили вещи в багажник. — Не беспокойтесь, к барону Леритье де Шезелю вас не отвезу, в последнюю нашу встречу он обещал лично расчленить меня на мелкие фрагменты мясницким топором. Не эстетично, знаете ли.

Мы с Фогель переглянулись.

— А водить вы умеете? — осторожно поинтересовалась она.

Колобок фыркнул.

— Я, между прочим, космический челнок пилотировал, правда, всего один раз. Командиру стало плохо, я его подменил. Поехали, молодые люди. Время!

Выезжали мы в ранних сумерках. «Чистая» квартира Мухоловки не подвела. Ни возле подъезда, ни на улице ничего опасного я не заметил. Жак Бенар завел мотор, и наш подозрительный «рено», заворчав, тронулся с места.