Товарищи-португальцы Лопеса знали о «благоволении к нему государыни». Сам же врач глубоко погрузился в мутные воды политики и шпионажа[807]. В 1581 году убежище в Англии стремился получить дон Антонио из Крату. Именно Лопес просил о нем Лестера и в целом выступал как неофициальный посол и финансист низложенного монарха[808]. Четыре года спустя во время поездки в Западную Англию Антонио заболевает, и Елизавета просит Лопеса, находящегося при ней во дворце Нонсач, скорее отправиться в Плимут и поставить больного на ноги[809]. Однако, когда в 1589 году попытка Дрейка и Норриса захватить Лиссабон закончилась провалом, королева совершенно охладела к Антонио, после чего он сначала был вынужден прозябать в Виндзоре, а затем и вовсе уехать во Францию, где ему назначили скромную пенсию. По мере того как шансы Антонио отвоевать португальский престол таяли, редели и ряды его сторонников, некоторые из которых даже пытались прощупать почву — не примет ли их обратно Филипп II, тот самый, кого они раньше величали не иначе как подлым узурпатором.

По мнению Бёрли, сложившееся положение вещей таило в себе не только опасность, но и любопытные перспективы. Последние были связаны с тем, что вербовать португальцев в качестве тайных агентов Ее Величества, а еще лучше — контрразведчиков, стало относительно несложно. А опасность заключалась в том, что с тем же успехом они могли переметнуться к испанцам или попросту продавать им сведения, полученные от тайных советников или придворных.

Лопеса отличало благоразумие: насколько возможно, он старался не поверять никаких сведений бумаге. Всерьез на поприще шпионажа он проявляет себя в 1589 году, передав Уолсингему сведения о планах испанцев после крушения Армады[810]. Благодаря Лопесу, работающему под псевдонимом «Купец», Бёрли знакомится с некоторыми сомнительными личностями из окружения врача Эктора Нуньеса, еще одного португальца-изгнанника, а кроме того — предводителя еврейской общины Лондона. В частности, с Мануэлем де Андрадой, доверенным лицом дона Антонио. Однако в действительности Андрада был двойным агентом и поддерживал регулярные контакты с Бернардино де Мендосой, послом Филиппа II[811].

Когда в 1591 году Бёрли попытался повлиять на Елизавету, лоббируя экспедицию Эссекса в Нормандию, было уже ясно, что растущие затраты на войну с Испанией превосходят все ожидания. Глубокое впечатление на Бёрли произвели затянувшиеся мирные переговоры Елизаветы с герцогом Пармским, прерванные лишь после того, как в Англии стало известно о приказе Филиппа об отплытии Армады в направлении английских берегов. С тех пор произошло немало событий, убедивших Бёрли в том, что королева в глубине души желает мира. Тогда он решается на немыслимое: попытаться самому начать мирные переговоры с испанской стороной. Для подобных секретных заданий прекрасно подходили португальцы[812].

Весной 1591 года Андрада (под кодовым именем «Давид») отправился из Лондона в Эскориал. Он передал сообщение Бёрли о том, что Елизавета хотела бы заключить мирный договор, благодаря чему добился аудиенции с королем Филиппом[813]. Яркое описание этой встречи оставил сам Андрада: престарелый, страдающий артритом король, чью руку ему предложили поцеловать, не встает с черного бархатного кресла, в котором его носят слуги[814]. Как и следовало ожидать, Филиппа мир интересовал постольку, поскольку надеждой на него можно было бы усыпить бдительность Елизаветы, пока он будет проводить перевооружение испанской армии. Вслед за королем с Андрадой встретились ближайшие советники монарха Кристобаль де Моура и Хуан де Идьякес — известные сторонники решения политических споров методом кинжала. Они предложили ему большую сумму денег за убийство или похищение дона Антонио.

На второй из этих встреч Андрада поинтересовался, что получит тот, кто решится совершить покушение на саму Елизавету. Как он впоследствии доказывал Бёрли, вопрос задавался исключительно из желания прояснить для себя намерения Филиппа. Ответ последовал осторожный. Однако в качестве намека де Моура — или, согласно некоторым источникам, сам Филипп II — передал португальцу золотое кольцо с бриллиантом и большим рубином стоимостью более 100 фунтов. Кольцо предназначалось в подарок Лопесу или его дочери в знак высокого уважения к нему испанского монарха. Видимо, уже в то время имя Лопеса в Мадриде значило немало[815].

Поскольку Андрада готов был служить тому, кто больше заплатит, весьма вероятно, что тогда он вел двойную игру, намереваясь в будущем расстроить планы Бёрли. Однако все пошло совершенно не так, как предполагалось. На обратном пути корабль Андрады потерпел крушение у берегов Сан-Мало. Добираться в Лондон ему пришлось по территории Франции, а потом на фламандской шлюпке из Гавра. Близ Дьеппа шлюпку перехватили три патрульных французских судна, португальца обыскали, что привлекло к нему внимание Оттивела Смита, английского купца, покинувшего Руан после прихода туда войск Католической лиги. Впоследствии он станет одним из самых надежных информаторов Бёрли. В письме от 6 июля 1591 года Смит предупреждает лорд-казначея о том, что при Андраде был найден ряд весьма компрометирующих бумаг, а кроме того, аккредитивы испанской короны на получение средств во Фландрии. И это притом, что он, по его собственным словам, верен Англии[816].

Высадившись в Рае, Андрада сразу же попал в руки королевских солдат. Он пишет Бёрли, требует к себе его либо «иного человека, которому Ее Величество доверяет»[817]. В результате допрашивать заключенного и осматривать его вещи прибыли Родриго Лопес и слуга лорд-казначея Томас Милл[818]. На второй неделе августа приехал для личной беседы и сам Бёрли — за эту ошибку он впоследствии дорого заплатит[819]. Встреча оказалась краткой. Андрада сообщил ему ложные сведения о якобы принципиальном согласии Филиппа на заключение мирного договора. Бёрли не поверил: он только что изучил конфискованные в Дьеппе документы[820].