Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В.Г. фон Бок работает над указателем выставки
Разумеется, ориентироваться в большой массе шедевров было крайне трудно. Составлению каталога, обещанного устроителями, мешали сами коллекционеры, постоянно приносившие новые и новые раритеты. В конце концов, составили только Указатель, с указанием имен почти 70 владельцев. Он прошел цензуру 15 марта, то есть спустя четыре дня после открытия выставки, но все же оказался неполным. Еще 23 марта газета «Биржевые ведомости» сообщала, что «на выставке в доме графа Строганова появились заслуживающие внимания миниатюры и прочие предметы из собрания Н.Ф. Романченко». Указатель «был предназначен» не только для выставки, но и для Строгоновской галереи, она должна была стать «понятной обозревателям», то есть зрителям. Это — важно, поскольку каталог живописи не составлялся в XIX веке. Помимо шестидесяти двух картин, в зале выставлялось сасанидское серебро, египетские статуэтки, мексиканские маски и еще множество предметов, находившиеся в четырнадцати витринах.
Насветевич предполагал изготовить особый альбом с фотоснимками строгоновских сокровищ, но это предприятие не удалось закончить. Были задуманы и другие способы популяризации, в частности, предполагалось устроить «ряд объяснений наиболее выдающихся художественных произведений, для освещения их исторического и эстетического значения». Так, 26 марта профессор A.B. Прахов прочитал на выставке лекцию об Аполлоне Бельведерском.
Несомненно, выбор темы лекции продиктовало пребывание в строгоновском собрании так называемого Аполлона Бодеэмоса — бронзовой статуэтки, вызвавшей в середине XIX века сенсацию среди исследователей античности. Позже ее распознали как подделку. Других публичных чтений не устраивалось, вероятно, по причине вынужденного и поспешного отъезда великой княгини Марии Павловны за границу. Она отбыла на похороны своего брата великого герцога Фридриха-Франца III Мекленбург-Шверинского.
Отсутствие августейшей покровительницы не повлияло на успех выставки. О нем мы можем судить по следующему обстоятельству. На открытие особых приглашений, кроме напечатанных объявлений, не рассылали. Однако давки не случилось — поток любопытствующих зрителей удалось остановить с помощью высокой входной платы. В первый день она составляла 5 рублей, и поэтому «обозревателями» выставки стали по преимуществу «дипломаты и дамы большого света». В последующие дни цена должна была уменьшаться и к воскресению, то есть 16 марта, дойти до 50 копеек.
Однако, как мне удалось установить, только с 5 апреля, с вербной Субботы, следовало платить 55 копеек. Накануне 4 апреля через газеты объявили, что мероприятие продлится до четверга 10 апреля, а затем возобновит свою работу в течение Святой недели с 14 по 20 апреля (понятно, что перерыв сделали на время Пасхальных торжеств). Все это заставляет предположить, что число посетителей оказалось большим, чем первоначально ожидалось. Возможно поэтому спустя несколько лет князь Сергей Александрович Щербатов, приходившейся двоюродным братом Александру Сергеевичу Строгонову, решил создать знаменитый Музей частных коллекций.
Выставка собраний частных владельцев в Строгоновском доме представляется закономерным итогом устранения его владельцев от своего художественного богатства. Конец века оказался временем подведения печального окончательного итога: соединения бывшей баронской ветви с искусством не произошло, наследие графа Александра Сергеевича оказалось не востребовано. Более того, был создан прецендент, предвосхищена национализация части художественных сокровищ в форме музея, необходимость создания этой идеи явилось эпохой и воплощение которой являлось вопросом времени.
Двадцатый век не сулил Строгоновым хороших перспектив, хотя, казалось, граф Сергей Александрович сделал все возможное для того, чтобы начать новое столетие на высокой ноте: он сделал миллионный взнос в укрепление боеспособности флота, спасая честь Отечества. Хотя вряд ли в данном случае речь могла идти о защите родины.
С самого начала Русско-японской войны, то есть с января 1904 года, в Петербурге, медленно и самонадеянно, рассчитывая в глубине души на скорое исчезновение необходимости, готовили подкрепление для Тихоокеанского флота. Однако уже скоро эскадра была значительно ослаблена делением на две части. Первая из них находилась во Владивостоке, вторая оказалась запертой в арендованном у китайцев Ляошане (Порт-Артуре), который в августе осадили японцы. В начале марта командующий Второй тихоокеанской эскадрой, такое название получило подкрепление, вице-адмирал З.П. Рожественский не надеялся, что корабли выйдут в моря раньше октября, ибо одни из них ремонтировались, а другие вооружались. Некоторую часть кораблей предстояло купить за границей и под председательством великого князя Александра Михайловича был создан Особый комитет по усилению флота на добровольные пожертвования.
В его состав вошел бывший моряк, участник турецкой войны 1877–1878 года и Комитета по созданию Добровольного флота граф С.А. Строгонов. 30 апреля княжна Софья Васильчикова писала: «Вчера было объявлено, что дядя Сережа… пожертвовал полтора миллиона на покупку крейсера или другого судна, что найдут полезнее. Какой у нас шикарный родственник! Я, главное, рада, что он сам едет, даст Бог, это его переродит, и он начнет жизнь снова».[169] Речь шла о поездке графа в Германию, она, по мнению родных, должна была вывести его из того сомнамбулического состояния, в которое он впал после трагической смерти жены.
Отец Сони, князь Сергей Илларионович Васильчиков, приходился двоюродным братом княжне Евгении Александровне Васильчиковой, покойной жене графа, и потому Соня, в тот момент лишь невеста князя Александра Александровича Щербатова, племянника С.А. Строгонова, тем не менее, уже могла считаться родственницей дарителя. Отсюда такая осведомленность и некоторая фамильярность. О решении графа объявили месяц спустя, после того как 31 марта подорвался на мине флагман порт-артурской части Тихоокеанского флота броненосец «Петропавловск». Погибли сотни матросов и офицеров, а также командующий флотом вице-адмирал С.О. Макаров. В тот момент на «маленькую и победоносную войну», которую задумали петербургские бюрократы, дабы предупредить социальный взрыв, рассчитывать уже не приходилось.