Вице-адмирал З.П. Рожественский

Патриотическая акция графа Строгонова, как и подвиг графа Павла Александровича столетием ранее, должна была иметь прежде всего общественный резонанс, и потому шла речь о корабле, выходящем из общего ряда. «Специальный воздухоплавательный разведчик с большим ходом, вполне оборудованный и снабженный необходимым имуществом по своей специальности» выбрал З.П. Рожественский. В середине июля 1904 года Сергей Александрович подыскал в Германии два подходящих парохода — «Hohenzollern» и «Lahn», стоявшие в Бремерхафене. Они оба эксплуатировались с 1888 года, причем второй был быстрее и стоил дешевле, но его старые котлы внушали опасения. Логичнее выглядела покупка более дорогого, но зато и более надежного «Hohenzollern».

В решающий момент граф, не имевший средств и на приобретение, и на ремонт, предложил государству купить именно «Hohenzollern», переоборудование которого он брал на себя. Однако в необходимое время ответ из Петербурга не пришел. Поскольку нетерпеливый Строгонов желал передать пароход во флот как можно скорее — в октябре, а германские инженеры дали двухлетнюю гарантию на ремонт котла, скрепя сердцем, 28 июля за 920 716 рублей Сергей Александрович стал собственником «Lahn» водоизмещением 9877 тонн (всего граф истратил 1 850 000 рублей, поскольку переоснащение также осуществлялось за его счет). Такова была материальная сторона риска. Но была еще и моральная.

По иронии судьбы, в тот же день, 28 июля, произошло сражение в Желтом море, после которого 1-я Тихоокеанская эскадра практически перестала существовать как организованная боевая сила. Стало очевидно, что Порт-Артур не удержать и прорыв во Владивосток невозможен. Началась передача артиллерии, боекомплекта и личного состава эскадры на сухопутный фронт. Правда, повреждения японских кораблей оказались столь велики, что два-три месяца русские имели значительное превосходство на море. Они проигрывали неприятелю только в силе духа, ради укрепления которого и затевался «проект Строгонова».

Российская империя обладала огромными резервами, их наконец решили использовать.

«Посидим у моря, подождем погоды». Российский плакат времен Японской войны (1904 г.)

10 августа установили срок отправки 2-й эскадры: через полтора месяца. З.П. Рожественский, как и Строгонов, стремился отправиться и раньше, как можно раньше. Он аргументировал свою позицию проведенной большой организационной работой и предоплатой угля. Более осторожные люди высказывались против спешки, желая приобрести еще крейсеры в Южной Америке и резонно полагая, что Порт-Артур уже не спасти, и новым силам придется пробиваться с большой опасностью во Владивосток самостоятельно.

Сам Строгонов наметил работы по переустройству «Lahn». Воздухоплавательную часть поручили М.Н. Большеву, одному из инициаторов внедрения воздухоплавания в России. На корабле разместили девять аэростатов, из них четыре змейковых (наблюдательных). Германия объявила о нейтралитете в войне и официально пароход переделывался для научных целей одного из немецких ученых сообществ. В первую декаду сентября в Бремерхафен прибыли инкогнито, для соблюдения секретности, командир капитан 2-го ранга H.A. Петров и старший судовой механик Г.И. Евгениев. С ними был лейтенант В.В. Веселовский, занявший должность старшего офицера. Из-за его появления уязвленный М.Н. Большев, которому обещали эту должность, подал в отставку. Это стало первой серьезной потерей проекта. Второй шок граф получил от слов механика, тот, придя в ужас от состояния котлов и отказываясь их принимать, констатировал, что «пароход годен как учебное воздухоплавательное судно, но совершенно не боевое».

Несмотря на все усилия рабочих, испытания корабля могли начаться только 12 октября, через десять дней после ухода 2-й Тихоокеанской эскадры из Либавы (в ее составе был тот самый крейсер «Аврора», что сыграл важную роль в событиях октября 1917 г.). Они завершились 1 ноября. Через два дня уходил «догоняющий отряд», но, к досаде Строгонова, он отправился на восток без его парохода, который был зачислен в 13-й, как оказалось, несчастливый, флотский экипаж под названием «Русь». Император принял предложение жертвователя и отверг варианты названия, присланные генерал-адмиралом великим князем Алексеем Александровичем («Наблюдающий», «Наблюдатель», «Патрульный», «Сигналист», «Телеграфист»).

Утвержденное название в полной мере отражало воззрения монарха и его подданного на идеологию государства, в которой господствовали представления о XVII веке как золотом периоде. И было символичным в том смысле, что проблемы корабля отражали проблемы страны, отошедшей от заветов Петра Великого и вернувшейся в хаос, — правили бал некомпетентность, зазнайство, интриги.

Аэростатоносец «Русь»

Броненосец «Князь Суворов». Кронштадт. 1904 г.

8 ноября прежний командир, заподозренный Сергеем Александровичем в затягивании стоянки, был сменен. Спустя месяц на его место назначили А.Л. Колянковского. 12 ноября на «Руси» подняли коммерческий флаг. Далее должен был последовать подъем Андреевского флага. На этот раз попытались избежать 13-го числа и церемонию назначили на 14-е, но это не помогло… Столь же лихорадочная, сколь и бессмысленная, и обреченная гонка по подготовке судна к плаванию продолжалась. Управляющий Морским министерством приказал очистить все котлы, работая день и ночь. Строгонов, не желая признаться в собственной поспешности, протестовал, подозревая и механика в саботаже. Он настаивал на привлечении вольного работника на эту должность. 11 декабря «Русь» включили в состав новой, третьей по счету Тихоокеанской эскадры. Таким образом, стало очевидно: спешить не было причин, времени вполне хватило бы для капитальной смены оборудования.

20 декабря пал Порт-Артур. Только 8 января 1905 года состоялись испытания котлов «Руси», прошли они успешно. 11 января устроили показательные стрельбы и успешно подняли аэростат. Но когда 28 января корабль посетил командующий эскадрой контр-адмирал Н.И. Небогатов, ему «чудо техники» продемонстрировать не сумели и в результате получили еще одного врага воздухоплавания. 2 февраля, к визиту великого князя Алексея Александровича, аэростат все же подняли. И последнее препятствие перед выходом в плавание было устранено. 3 февраля эскадра, вместе с пароходом Строгонова, вышла в море. Об этом событии написали петербургские газеты, что вызвало гордость родных графа, хотя и приправленную иронией. «…Сегодня я читала, что 3-я эскадра ушла из Либавы. Слава Богу! Наконец-то! „Русь“ дяди Сережи Строгонова тоже ушла, я видела на днях ее фотографию — это громадный пароход в 8000 тонн, с воздушными шарами, скорострельной артиллерией и беспроволочным телеграфом! Нельзя не согласиться, что у нас шикарный родственник», — восторгалась 4 февраля княжна Софья Васильчикова.