— Рейни, ты самая сильная и смелая женщина из всех, кого я знаю.

— Ты говоришь это только для того, чтобы я не дала тебе пинка в зад.

Она раздраженно ударила носком туфли по земле, и Куинси наконец улыбнулся. Его поразило, насколько легче стало на душе. Мир пришел в порядок. Руки перестали дрожать. Тяжкий груз, о котором он даже не подозревал, внезапно свалился с его плеч.

Куинси понимал, что сейчас не время. Что здесь не место.

Но большую часть жизни он ожидал идеальных минут, которые так и не пришли. Лучше большинства людей Куинси знал, как мимолетны благоприятные возможности. Жизнь дает, но она же и отнимает. Он стал старше, умнее и больше не хотел испытывать сожалений.

Куинси опустился на колено, пачкая брюки землей и хвоей, взял Рейни за руки. Она уже плакала, слезы струились по ее лицу, но рук не вырвала.

— Старей со мной, Рейни, — прошептал он. — Мы усыновим нескольких детей. Сократим количество дел, создадим дом, затем примемся за мемуары. Я буду бояться. Ты будешь меня наставлять.

— Не знаю, буду ли я хорошей матерью!

— Будем вместе учиться.

— Не знаю, буду ли я хорошей женой!

— Рейни, мне нужно только одно — чтобы ты была собой. И тогда я буду счастливейшим человеком на свете.

— О, ради Бога, поднимись с земли. — Но Рейни сжимала его руки и плакала сильнее, а поскольку Куинси не поднимался, села на землю рядом с ним.

— Нужно еще поговорить.

— Знаю.

— Не о работе!

— Я понял и это.

— Куинси, и ты должен говорить, когда тебе страшно. Нестерпимо, когда ты отчуждаешься от меня.

— Постараюсь.

— Хорошо.

— Хорошо? — Она шмыгнула носом.

— Лучше чем хорошо. Я выйду за тебя замуж. Какого черта! Если мы можем схватить нескольких убийц, то должны быть в состоянии разобраться с личными делами.

— Надо полагать. — Куинси притянул Рейни к себе и обнял за плечи. Почувствовал, как она дрожит, и впервые понял, что она так же робеет, как и он. Это придало ему сил. Не обязательно знать все ответы. Нужно только набраться смелости и попытаться.

— Я люблю тебя, Рейни, — прошептал он.

— Я тебя тоже.

Рейни крепче обняла его, и он осушил поцелуями ее слезы.

Телефонный звонок раздался почти час спустя. Они вернулись на восемьдесят первое шоссе и ехали к северу, надеясь найти более населенную местность. Сотовые телефоны включили оба. Уклоняться от ФБР уже не было необходимости, и Куинси хотел подготовиться к тому моменту, когда Кимберли и Мак получат новые сведения.

Звонила, однако, не Кимберли. Куинси услышал голос Кэплана.

— У меня есть кое-какие новости, — сказал особый агент.

— Должен поставить вас в известность, что официально меня отстранили от дела, — ответил Куинси.

— Ну что ж, тогда вы этого от меня не слышали. Но я поручил своим людям проверить всех строителей, бывавших в Джорджии в последние десять лет. Хорошая новость — мы обнаружили нескольких таких. Плохая — того, кто нам нужен, среди них не оказалось. Лучшая — я расширил поиски.

— Расширили?

— Стал проверять всех на всей этой чертовой базе. Теперь у нас довольно много подозреваемых, но думаю, об одном вам нужно узнать немедленно. Доктор Эннунцио. Лингвист.

— Он жил в Джорджии?

— Работал там. Из-за серии похищений детей летал в Атланту и обратно целых три года. С девяносто восьмого по двухтысячный. Это…

— То самое время, когда Экокиллер начал свою игру. Черт. — Куинси стукнул по рулю. И, поскольку разговор с Кэпланом не окончился, обратился к Рейни. — Быстро свяжись с Кимберли! Скажи, это доктор Эннунцио, и пусть немедленно уберет от него Нору Рей!

* * *

Кимберли не спала, хотя поспать следовало. Набраться сил, пока есть возможность. Сон был очень нужен, но она не спала.

Кимберли чертила указательным пальцем линии на бронзовом плече Мака. Потом провела пальцами по волосам на его груди. Приятно было ощущать его кожу, напоминавшую теплый атлас.

Мак храпел. Кроме того, был невыносимо горячим и тяжелым. Дважды переворачивался, властно забрасывая руку ей на грудь или на бедро. Она думала, что надо отучить его от такой манеры, но втайне находила ее приятной.

А потом заподозрила, что покоряется, как другие женщины — они начинали энергично и независимо, твердо зная, как управляться с мужчинами, но впоследствии поддавались, как сахарные волоконца на палочке, едва рослый, смуглый и красивый поманит пальцем.

Так вот, она поддаваться не будет, решила Кимберли. Во всяком случае, не совсем. Она хотела потребовать, чтобы он освободил ее часть кровати. Место, где могла бы удобно улечься и спать. Как только перестанет водить пальцем по его трицепсам, по твердой линии подбородка…

Пальцы ее поползли к его бедру и были вознаграждены шевелением у места соединения ее бедер.

Зазвонил eе телефон. Рука Кимберли замерла. Она отпустила словечко, которое, видимо, приличным девушкам произносить в постели не положено. Потом стала неистово отпихивать ногами спутанные простыни.

— Терпеть не могу сотовые телефоны, — отчетливо произнес Мак.

— Обманщик! Ты не спал.

— И доволен этим. Хочешь меня наказать? Готов получить хорошую трепку.

— Если услышу какие-то пустяки, — заявила Кимберли, — разобью в этом проклятом телефоне все микрочипы.

Но оба уже понимали, что сообщение будет срочным. Поскольку шел предутренний час, звонить мог Рей Ли Чи с новостями о четвертой жертве. Они получили отсрочку. Теперь время истекло.

Кимберли раскрыла телефон, ожидая самого худшего, и немало удивилась, услышав голос Рейни.

— Это Эннунцио, — сказала та без предисловий. — Где вы, черт возьми?

Потрясенная Кимберли выпалила одним духом название мотеля и номер комнаты.

— Возьмите его под стражу, — распорядилась Рейни. — Мы едем. И вот что, Кимберли, присматривай за Норой Рей.

В телефоне раздался щелчок. Мак и Кимберли быстро потянулись за одеждой.

Темно. Очень жарко. Прижимаясь к стене мотеля, они двигались к комнате Эннунцио с напряженными лицами и с пистолетами в руках. Сперва они оказались у комнаты Норы Рей. Кимберли постучала. Никакого ответа.

— Крепко спит, — пробормотал Мак.

— Будто нам не хочется.

Они побежали через автостоянку. Комната Эннунцио находилась в другом крыле Г-образного здания. Дверь закрыта. Свет выключен. Кимберли приложила ухо к двери и прислушалась. Сперва тишина. Потом внезапный грохот мебели — или тела — об пол.