— Хотел бы, правда, хотел. Но не могу.

— Верно, чем чаще видишься, тем больнее расставаться. Передавай всем «привет» и скажи, что я… Хотела бы встретиться с ними снова.

— Со всеми? — лукаво переспросил Саваоф Теодорович.

— Со всеми, кроме мистера Бугимена.

— Да, я заметил, что он тебе не особо понравился. Постараюсь свести на минимум ваше общение. А насчёт остальных не волнуйся: вы ещё встретитесь, обязательно встретитесь.

— Что ж, тогда… Прощай?

— Прощай.

И Ева пошла прочь, дальше по улице, окружённая ярким сияющим и мигающим вихрем светлячков, а Саваоф Теодорович всё стоял и смотрел ей вслед, но она так и не обернулась. Скоро она совсем скрылась из виду; по мере того, как Ева шла по улицам, светлячков становилось всё меньше и меньше, пока они совсем не исчезли, превратившись в маленькие, сверкающие на небе звёзды, только два светящихся жучка проводили её до самого дома, исполняя перед её глазами странный танец, отдалённо напоминающий вальс.

— Так теперь ты пугаешь смертные души? — прозвучал где-то в деревьях знакомый юношеский голос.

— Следил за мной? Добро, — Саваоф Теодорович поднял глаза на вышедшего из кустов Бесовцева. Тот отряхнулся от пыли и обвёл взглядом ярко сияющее «светлячковое» облако.

— Ты поклялся. Богом.

— Не стоит мне указывать на мои ошибки, Даат. Ты знаешь, я этого не люблю.

— Ошибки ли, Люци?

Некоторое время Саваоф Теодорович молчал, глубоко погрузившись в свои мысли, а Бесовцев терпеливо ждал, что скажет его друг.

— И что теперь? — спросил он, когда пауза уж слишком затянулась.

— Что теперь?.. — встрепенувшись, повторил Саваоф Теодорович. — Готовиться, друг мой, к весёлой поездке в Крым!

* «…жалкая привычка сердца!» — цитата из романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»

Глава 22. Заблудившийся трамвай

И всё ж навеки сердце угрюмо,

И трудно дышать, и больно жить…

Машенька, я никогда не думал,

Что можно так любить и грустить!

Н.С. Гумилёв

Над большим городом стремительно, как и любое утро в летнюю пору, наступала заря: где-то далеко-далеко, между сизым небом и чёрной угловатой линией горизонта, вдруг появилась короткая жёлтенькая полоска, окрасившая ещё не проснувшийся город в какой-то неизвестный миру полупрозрачный цвет. Длинные и тонкие ленты облаков, извивавшиеся, словно змеи, на противоположном краю неба, поспешили уползти подальше от пока только готовящегося вставать солнца, чтобы его лучи ни за что не превратили их в камень. Тишина, заполнившая собой буквально всё: все площади, все улицы, все дома, всё пространство между зданиями — заставляла задыхаться от такого непривычного и давно забытого чувства единения с природой; было слышно, как где-то шуршат машины, всё летят и летят куда-то, без остановки, цели и желания, но, закрыв на мгновение глаза, можно было подумать, что это море. Над столицей наступал рассвет.

Ева стояла на пустынной платформе и внимательно вглядывалась туда, где за полудырявым забором, кучей проводов и брошенными заржавевшими вагонами виднелся кусочек оставленного города. Кто знает, вернётся ли она сюда когда-нибудь? Скромная пара чемоданов стояла неподалёку у не самой чистой на свете лавочки и будто вместе с Евой старалась во всех деталях запомнить это волшебное утро на вокзале. Половина пятого утра. Через полчаса с небольшим длинный красивый поезд, важно фыркающий и скрипящий своими механизмами, отправится с этой платформы в захватывающее путешествие и отвезёт её прямо к двери в такое размытое и неопределённое будущее. Но это всё будет потом, а сейчас она стоит на вокзале, смотрит на утреннее сизое небо и ни о чём не думает.

До некоторого времени она была на вокзале одна, но чем ближе подползала длинная стрелка часов к заветной цифре «пять», тем больше людей, сонно жмурясь и зевая, втаскивало на платформу свои огромные тяжёлые чемоданы. Подали поезд; приятный женский голос что-то передал по громкой связи, но Ева благополучно его прослушала.

Вдруг краем глаза она заметила две мужские фигуры, вынырнувшие из тяжёлых дверей вокзала, которые, впрочем, она сразу же узнала; на момент они остановились, внимательно осмотрели толпу на платформах и, узнав Еву, направились к ней.

— Не спится? — вместо приветствия начала Ева, когда близнецы в одинаковых бежевых водолазках подошли ближе.

— Нам тут пророки нашептали, что Вы уезжаете, и, судя по собранным чемоданам, это действительно так, — Гавриил подозрительно покосился на сумки Евы, а затем перевёл на неё вопросительный взгляд.

— Да, пророки всё верно сообщили Вам: я уезжаю в Ялту.

— Отличный выбор! — сказал Михаил и обворожительно улыбнулся. — Ещё не сезон, мало туристов, пустые пляжи — красота… Море, правда, прохладновато, но, я думаю, в этом даже есть какая-то своя особая прелесть.

— И всё-таки я бы посоветовал Вам «бархатный сезон»; в августе ещё душно, а вот в сентябре, если позволяют совесть и деньги, стоит отдохнуть: всё то же самое, только море тёплое, а воздух, наоборот, начинает остывать…

— Благодарю Вас, господа, но я еду в Ялту не на курорт. Неужели те пророки, что разболтали Вам о моём отъезде, не сообщили его причину?

— Об этом они, к сожалению, забыли сказать… — развёл руками Михаил, откидывая с лица русые пряди.

— Ну или не захотели, — мрачно добавил Гавриил, закатив глаза.

— Не очень вежливо с их стороны, — съязвила Ева и победно улыбнулась.

— Если не отпуск, то что тогда? — спросил Михаил, снова улыбнувшись. — Медовый месяц? — Гавриил пихнул брата локтем в бок.

— Увы и ах, но нет. Я еду проходить курс лечения в психиатрическую больницу Николая Чудотворца.

— Знакомое название… Специализируется на тяжёлых психических заболеваниях, если я не ошибаюсь?

— Да, верно. Расположена недалеко от Ялты.

— Вы уже были там?

— Была четыре года назад… Что ж, то, что я туда ещё вернусь, было ожидаемо.

— А там случайно не было девушки по имени Евдокия? — спросил, прищурившись, Михаил. Ева удивлённо на него посмотрела.

— Была… Вы знакомы?

— Да, если не вдаваться в подробности. И как там?

— Всё гораздо лучше, чем я ожидала: уютно, насколько вообще может быть уютно в больнице — по крайней мере, так было раньше, — парк, горы, тропинки, пляж, море… Действительно, как на курорте.

— Но не на курорте.

— Нет, не на курорте… — сумрачно повторила Ева, внимательно наблюдая за встающим из-за светло-серой ломаной линии горизонта солнцем. — Вечный страх — тяжёлая форма существования. Выйдешь за порог палаты — страх, останешься внутри — страх, убегаешь от него и боишься, что он тебя догонит — снова страх… А он обязательно догонит.

— Нам правда очень жаль, Ева, — с сочувствием проговорил Гавриил, изучая своими тёмно-зелёными, как лесной мох, глазами её чистое светлое лицо. — Мы мало знакомы, но, поверьте, мы очень