в кресле отца и явно кого-то ожидающей. И судя по расплывающейся улыбки на её губах, она его дожидается.

— Я была о тебе более лучшего мнения. Задерживаешься как минимум минут на пять.

Я хмурюсь, однако марку стараюсь держать, не подавая ей вида, что меня можно застать врасплох.

— Ну, меня никто не звал на приватный разговор, а мысли читать я пока что, к сожалению, не научился.

Прохожу в кабинет, держась непринуждённо и засовывая руки в карманы, попутно как бы между делом оглядываю его. У меня может уже и развилась паранойя до максимального предела, но не удивился бы, если бы увидел где-нибудь ноги отца.

— Ты следишь за мной весь вечер, и думаешь, делаешь это так незаметно?

Я останавливаюсь в нескольких метрах от стола и, наконец, смотрю на «Олесю».

— У тебя имеется отличный шанс уделать меня и сказать, что я тронулся головой.

Но она этого не говорит, нет, эта ненормальная улыбается, с вызовом глядя в глаза и покачивая ногой, закинутой на другую ногу. Слишком наглая и самодовольная, она сидит так на кресле, будто только что захватила его не иначе как трон.

Ладно, хватит прелюдий.

— Где отец?

— Спит, — отвечает коротко, а потом пожав плечами смотрит в сторону и кривит губами, создавая вид самой невинности. — Нынче шампанское такое небезопасное, никогда не знаешь, что тебе в него подсыпят.

Сука.

— Это признание? — тон голоса обыденным держать больше не получается.

Из нас двоих, я похоже единственный, как олень, придерживаюсь спектакля, когда даже актёры вышли из своих ролей.

И Олеся тоже считает это пустой тратой времени, фыркая и закатывая глаза.

— Господи, Егор, я действительно была о тебе лучшего мнения. К чему эта осторожность? Где тот Егор Кайманов, которого я хочу увидеть? Я бы предпочла уже перейти к самой интересной части этого разговора.

Что за…

— Какой ещё интересной части, Олеся? — нихрена не понимаю. И почему у меня вдруг складывается впечатление, что я где-то оплошал? — Или к тебе лучше обращаться, Алиса? — пытаюсь вернуть контроль над ситуацией, но ни одного попадания, она вообще не теряется.

И эта чертова ухмылка… ей богу, эту дрянь выдрессировал сам Сатана на непоколебимость.

— Ну вот, уже лучше. Понравилась моя подсказка?

Подсказка… Ладно, вот теперь я точно нихрена не понимаю. Я был уверен, это её косяк. Чтобы попасть к Марине, нужен паспорт. Это моё требование, прописанное в договоре.

— Ооо, — смех и ещё шире улыбка, у меня же на смену растерянности приходит ярость. Кипеть начинаю, ощущая себя последним идиотом, которого обвели вокруг пальца. — Ты так и не понял.

— Олеся, бл*ть! — не выдерживаю, дёргаясь к столу и упирая в него кулаки.

Но она даже глазом не моргает, выставив палец, деликатно поправляет, будто мы тут на форуме по гребанной этике.

— Алиса. Раз уж всё вскрылось, предпочитаю так.

— Да мне насрать, хоть, бл*ть, Алёша, — рычу, теряя терпение. — У тебя есть минута мне всё объяснить, пока не намотал твои гребанные волосы на кулак и не выволок за них у всех на виду.

Бинго. Стерва злится, маленький, едкий огонёк загорается в её глазах. Лицо старается держать, но на провокацию поддаётся. Второй раз замечаю, что ей не нравится, когда настолько её презираю.

— Думал, что всё так просто? — пытается ударить в ответ, почти шипя и наклоняясь вперёд, будто показывает, что совсем меня не боится. — Я пробралась в твой дом, водила за нос вас с отцом столько времени, и облажалась бы на своём имени? — вкрадчиво проговаривает с ядовитым злорадством. — Думай, Егор, думай. Я дала тебе ответ на вопрос, который мучил тебя столько времени.

Яростно вглядываюсь в её глаза. Вопрос?.. Пока…

Хватаю её за скулы раньше, чем осознаю, что делаю.

Это не бомба. Это, бл*ть, чертов ядерный взрыв. Шум атомного реактора накрывает со всех сторон. За пеленой, мать вашу, красной всё. Глаза этой суки только вижу. Огромные, испуганные, но горящие такой свирепой ненавистью, что с моей потягаться запросто может. Я же выдавить из неё всё это хочу, пальцы с такой силой сжимаю, что до костей добираюсь, думая лишь о том, как яро жажду ощутить их треск. И даже не сразу слышу пробирающийся до разума голос:

— Э-ве-ли-на, — шипит дрянь, даже ни разу не показывая, как ей больно. А ей больно, я, бл*ть, для этого все силы прилагаю.

— Даже не вздумай…

— У моего брата, — опережает она, и из меня будто вся сила разом уходит.

Держать не перестаю, но срабатывает, как выключатель, руки трястись начинают.

— Ещё одна ошибка с твоей стороны, Кайманов, и ты свою прелесть невредимой не увидишь, — продолжает она намного более сильным голосом, когда мои пальцы в конец парализует.

Я всё ещё хочу её уничтожить, на части рвёт, как хочется раздавить её череп. И это уже не только за мою мать. За Лину. За все последние три года. За то, что я натворил. Во мне столько ярости, что кожа вот-вот пойдёт трещинами от того, как пытаюсь её сдержать.

— Убью, нах*й, — цежу, не отводя взгляда от горящих глаз стервы, когда она медленно убирает мою руку от своего лица и так же медленно отклоняется назад. На сей раз она хоть и пытается вести себя непоколебимо, я знаю, что опасается. Сама глаз не отводит, точно видит, что у меня в мыслях.

— Убил бы, даже не сомневаюсь, — говорит серьёзно, — вот только ты будешь далеко от меня, за решёткой.

Она ждёт удивления от меня, вот только я точно окаменел. И дело не в том, что не могу больше чувствовать эмоции, я их к чертям отключаю, чтобы не натворить такого, что она даже не представить себе не может. Мне похрену, какие она ещё будет провокации кидать, она хочет, чтобы я продолжал играть в её игры, получая от меня реакцию — но нихера. Даже грамма этой суки не дам.

— Где Лина?

Ей не нравится тон моего голоса. Да и вопрос, она хочет, чтобы я переживал о другом.

— Пока что здесь, но это не надолго. Хотя это тоже зависит от тебя и насколько хорошо ты будешь выполнять то, что от тебя требуется.

Играет, знаю это. Но у меня духу не хватает узнать, на что эти двое способны. И так зашли уже далеко, а значит точно знают, что это сойдёт им с рук.

— А если нет? Ты ведь не думаешь, что вы оба бессмертные? Да и не думаю, что вас отмажет папочка, если вы что-то Лине сделаете.

Но моя