как нечто отдельное от всего остального мира, что является своего рода оптическим обманом. А. Э., письмо, 1950.{3}

В дверь позвонили. Шандор отложил ручку, налил в стакан воды из граненого стеклянного графина и вышел встретить последнего за день пациента.

– Она хотела прийти, – сказал Джо. – Вам повезло, что я ее не пустил.

– Она на меня сердится? – Джо, в соответствии с их планом, поговорил с матерью.

– Чуть-чуть.

– А вы? Что чувствуете вы сами?

– Если честно, сам не знаю. Столько всего творится.

По телефону Джо уже рассказал ему про еще одного больного младенца. Родственника невесты.

– Но кажется, я чувствую себя хорошо. Как бы очищенным, понимаете? Знаете, когда взрослых во время крещения окунают в воду, якобы смывая их грехи? Вот и я, по-моему, испытываю что-то подобное – чувство возможности. Звучит как бред, да?

– Вовсе нет.

– Мне жаль Гарри. Но меньше, чем я ожидал. Начав, я уже не мог остановиться. Я думал: «Это моя жизнь, и я хочу ее вернуть, я беру свое».

– Ни о чем не жалеете?

– Вроде нет. Я не собирался произносить слова «скрытый инцест». Но произнес. И вроде не жалею об этом.

– Должно быть, вашей матери тяжело было это слышать. – Шандор смотрел на нее прямо сейчас. Гарриет Сэнгстер отвечала ему пристальным скептическим взглядом с компьютерного экрана.

– Да. Тяжело слышать. Но мне было еще тяжелее жить с ней, будучи беспомощным ребенком.

Это было своего рода перерождение.

– Я очень рад, что вам удалось так быстро проделать такой большой путь.

– Спасибо. Не обратись я к вам… – Джо покачал головой. – Гарри здорово огорчилась. Как думаете, мы в конце концов это преодолеем?

– Сложно сказать. Иногда происходит разрыв, особенно если родитель отказывается посмотреть правде в глаза.

– Да, это про нее. Про Гарри.

– Дайте ей время. Будет небесполезно помнить, что родители зачастую воспроизводят модель семьи, в которой выросли сами. Причем неосознанно. По вашим словам, ваш дед и бабушка умерли до вашего рождения и вам мало что о них известно. Возможно, вам стоит порасспросить.

– Она была не особенно привязана к матери, но была близка с отцом.

– Да, помню, что вы об этом упоминали, и это до известной степени интересно.

– Но только до известной степени.

– Точно.

– Я собираюсь увидеться с папой. По пути на собеседование в Эдинбурге.

– И как вы себя чувствуете по этому поводу?

– Нормально. Беспокоюсь насчет разговора с Ясмин. Сейчас я не могу, потому что ее племянница в больнице. Было бы неправильно сейчас взваливать на плечи Ясмин что-то еще.

– А если племянница поправится?

– Когда вернусь из Эдинбурга.

– Вы твердо решили?

В нем появилась какая-то новая энергия.

– На все сто. – Джо улыбнулся. – Навскидку.

– Ну а как у вас с самоконтролем? В последнее время у вас было много стресса. Переживали обострения?

– Ни разу. Мне не приходилось сдерживаться.

– Не удивляйтесь, если навязчивые побуждения вернутся. Собственно, будет чудом, если они не появятся снова.

– Я буду их ожидать. Буду готов.

– Будет нелишним поучаствовать в группе поддержки.

– Тогда я найду такую группу.

«Он готов вылететь из гнезда, – подумал Шандор, – готов двигаться дальше. Цель достигнута».

– Я горжусь вами, – произнес он.

– Я тоже собой горжусь, – отозвался Джо. – Кстати, вы мне так и не сказали, готовы ли вы проводить сеансы по скайпу. На случай, если я все-таки переберусь в Эдинбург.

– Для вас – да, – ответил Шандор.

Стол в ресторане был заказан, и Мелисса красилась на верхнем этаже. Шандор дожидался ее, сидя в кухне с бокалом вина. У него разболелась рука. Он потерял форму, и пора было заняться здоровьем. Адам собирался переезжать в Лондон. Шандор был очень рад – они все трое были рады. Мелисса говорила, что в будущем он не должен столько работать. Надо выкраивать время для родных и близких.

Его мысли вернулись к Эйнштейну. Эта иллюзия стала для нас темницей, ограничивающей нас миром собственных желаний и привязанности к узкому кругу близких нам людей. Видишь, Мелисса? Видишь? Не может же он отмахнуться от пациентов, которые в нем нуждаются. Наша задача – освободиться из этой тюрьмы, расширив сферу своего участия до всякого живого существа, до целого мира, во всем его великолепии. Никто не сможет выполнить такую задачу до конца, но уже сами попытки достичь этой цели являются частью освобождения и основанием для внутренней уверенности.

Вот и вся мудрость, медицинская и любая другая, на которую надо опираться. Суть познаний Шандора – сочувствие и связь. Стало тяжело дышать. Да, стоит начать упражняться. Непременно нужно привести себя в форму.

Шестой день

На шестой день в Моттингэмской больнице Баба прохаживался по коридору с Ясмин.

– Я был к нему слишком строг, – сказал он. – Я не был Арифу хорошим отцом.

– Баба… – начала Ясмин.

– Нет, ты знала об этом. Не будем делать вид, что это не так. Только не сейчас. – Он поднял косматые брови над черной оправой очков. – Я слишком сильно за него боялся. Думал, что его жизнь будет тяжелее, чем твоя. Та история с полицией… Я был суров. Неумолим. Но в мусульманских юношах видят угрозу. Если в тебе видят угрозу, то ты сам подвергаешься опасности. Понимаешь? Я хотел, чтобы он был вне опасности.

– Можем обсудить это в другой раз. Сейчас это не важно.

– Я вел себя неправильно. Естественно, он скрыл от меня беременность своей девушки. Он ожидал только порицания, и я действительно его порицал.

– Но давай сосредоточимся на Коко. Этого хотел бы Ариф.

– Именно так, – сказал Баба. – Давай продолжим.

Но, всего раз обойдя коридор, Шаокат сказался усталым и сел в приемной с женщинами. Он попросил, чтобы настенный телевизор, постоянно работавший в бесшумном режиме, выключили, потому что никто его не смотрит, а он не может сосредоточиться из-за всего этого непрестанного мелькания. Но со стороны было не похоже, что Баба пытается на чем-то сосредоточиться. Он то и дело озирался, словно ища, на что бы отвлечься. Потом предложил Ма разобрать ее объемные сумки с пряжей.

Ма, Джанин и Ла-Ла теперь почти все время проводили за вязанием – вязали свитеры для Коко, шапочки для Коко, носочки, кофты. Если связать достаточно крошечной одежки, Коко будет жить. Ясмин не умела вязать, но Ма научила ее самым простым петлям, и за последние три дня у нее получился кривенький розовый шарфик.

Баба повертел в руках моток светло-голубого мохера. Достал из авоськи клубок белой пряжи и переложил в другую сумку.

– Баба, соберись! – пробормотала себе под нос Ясмин. Наверняка можно найти другой подход, сделать другой анализ. Баба не может так просто сдаться.

Они вместе прошли по коридорам много миль, систематически перебирая возможности. Все анализы на посев оказались отрицательными. Никаких изменений слизистой оболочки и лимфоузлов не наблюдалось. Второе УЗИ показало улучшение утолщения кишечника и отека, и у малышки был нормальный стул – краткосрочная диарея прошла. Шаокат предполагал детский паротит с нетипичными проявлениями, но неэффективность антибиотиков его исключала. По его настоянию был проведен анализ на раннее воспалительное заболевание кишечника, но и фекальный кальпротектин, и анализ кала на скрытую кровь были отрицательными.

Ясмин задавала столько вопросов, сколько могла придумать. Среди них были и глупые, и несущественные, и такие, что заставляли его на секунду остановиться, прежде чем возобновить свой долгий марш навстречу диагнозу. Как она могла думать, что его корпения над клиническими случаями – пустая трата времени? Он готовился к этому всю жизнь. Это должно окупиться. Должно. Ма права, все непременно будет хорошо.

Вошел Ариф, и Джанин кинулась повидать Люси и Коко. Пускать в палату больше двоих посетителей было строго запрещено.

– Я должен заставить Люси поесть, – сказал Ариф. – За два дня она съела только половинку сэндвича.

Ma порылась в штабеле судочков в поисках лакомства повкуснее.

– Ей понравится эта пакора? – Она протянула сыну жестянку. – Не острая, но вкусная.

Ариф