– Если сгорите, ваше превосходительство – не отдадите! – просипел ему на ухо один из матросов, и Колчак поморщился от боли, проколовшей ему виски. – Для того чтобы отдать нас под суд, надо целым остаться.

– Что делается, что делается, – задавленно пробормотал второй матрос, оглядываясь. – Море огня. Сашка! – прохрипел он напарнику. – Наши ребята в переделку попали – в огне корчатся. Айда их спасать!

Но спасти уже никого не удалось, – внутри «Императрицы» вновь раздался взрыв – этот взрыв был сильнее остальных, одна из орудийных башен вдруг дернулась и накренилась, с палубы смело горящие шлюпки, катер с проломленным дном, бухту каната, которая размоталась в воздухе и, похожая на страшную, горящую, очень длинную змею, плюхнулась в воду.

Только дым пошел над плоскими угрюмыми волнами, всколыхнул несколько мертвых чаек и исчез.

В следующий миг линкор дрогнул, кренясь на один борт, внутри черной, закопченной по самые мачты громадины раздался долгий тревожный стон, выбивший на коже людей сыпь – слишком страшным, слишком потусторонним, засасывающим в себя был этот стон. Люди почувствовали, что некая неведомая сила – скорее всего, нечистая – увлекает их в преисподнюю, ломает хрящи, забивает назад, в глотки, крик.

Линкор вновь дрогнул, взбил мелкую плоскую волну, ровной линейкой покатившуюся к берегу, усеянному праздными зеваками – время было раннее, но у зевак, видимо, никаких расписаний нет, они готовы пожертвовать и сном, лишь бы поглазеть на что-нибудь. Колчак нервно приподнял плечи, словно ему было зябко, сунул пальцы крест-накрест в рукава – он хорошо понимал, что сейчас произойдет, но помешать этому уже никак не мог.

Голова болела, в затылке теснилась горячая тяжесть, в ушах стоял звон – не хотелось ни думать, ни действовать. Даже шевелиться и то не хотелось – все тело сковала равнодушная усталость.

«Императрица» дрогнула в третий раз, выдирая из воды темный блестящий бок, с борта начали прыгать люди, по наклонной палубе вновь пронесся огненный шквал, подметая, сгребая рыжими пальцами остатки того, что там находилось. Многоголосое раздавленное «О-ох!» повисло над кораблем.

Послышался тяжелый внутренний гул, потом – скрежет, из башен, прямо из орудийных стволов, также вырвалось пламя, словно корабельные пушки рванули разом, несколько дюжих матросов подхватили Колчака под мышки иперекинули на катер.

На катере уже находился начальник походного штаба Смирнов. Глаза у Смирнова были влажные.

– Это что же такое, Михаил Иванович, творится, – пробормотал Колчак жалобно.

– Диверсия, как пить дать, диверсия, – произнес Смирнов убежденно, перекрестился и поднес платок к глазам. – Лучший корабль Черноморского флота...

С «Императрицы» в воду продолжали сыпаться люди. Судорожно работая руками, они саженками отплывали от погибающего корабля в сторону – иначе засосет в гигантскую воронку, затянет на дно. Воздух был полон криков, рева кораблей, стука машин, плача, скрежета, грохота. Вокруг «Императрицы Марии» сновали катера, подбирали людей, от этого многоголосого гула можно было сойти с ума.

То, что линкор не удастся спасти, было уже всем понятно.

– Диверсия это, точно диверсия, – продолжал заведенно бормотать Смирнов, – такой корабль могли погубить только диверсанты.

Огонь вновь валом покатился по палубе кренящегося линкора – он продолжал ложиться на борт, – не удержался на гладкой горячей поверхности, сорвался в воду, зашипел сатанински, отгоняя от себя катера, и угас, из ревуна «Императрицы» вырвалась белая струя пара, и над морем повис прощальный горький гудок – линкор, как живой человек, который, как и всякий человек, очень хотел жить, прощался сейчас со всеми, кто пытался его спасти. Лица людей, находящихся вместе с Колчаком на катере, исказились.

Адмирал не выдержал, застонал, рванулся к борту катера, сзади в него вцепился крепкими пальцами, будто клещами, капитан первого ранга Смирнов.

– Александр Васильевич! – выкрикнул он умоляюще. – Вы уже ничем не сумеете помочь.

– Да пустите же меня! – засипел Колчак, стараясь освободиться от рук Смирнова. – Пустите!

Катер застучал мотором, отходя от гибнущей «Императрицы».

– Александр Васильевич!

– Пустите! – Колчак сделал несколько резких движений и угас – понял окончательно, что ни он, ни Смирнов, ни люди, собравшиеся сейчас на катерах – умные, горячие, храбрые, – не смогут помочь тонущему линкору.

А «Императрица» продолжала подавать прощальный гудок: кто-то из офицеров – впрочем, вовсе не обязательно, что это мог быть обязательно офицер, мог быть простой матрос, прошлое унесло этот факт с собой, – скорее всего, раненый, мертво вцепился в рукоять ревуна и не отпускал его.

Звук ревуна вышибал на коже дрожь, рождал слезы, онемение, люди теряли речь, деревенели, слыша его, – слишком щемящим, угасающим был этот долгий звук. Колчак не выдержал, сглотнул слезы, скопившиеся у него в глотке, услышал рядом задавленный взрыд – это корчился Смирнов, – посмотрел на свои черные, ободранные, в крови и саже руки, вытер ими глаза.

Так с долгим прощальным гудком «Императрица» и ушла на дно северного рейда, края огромного буруна приподнялись на несколько метров над водой, втягивая в свистящее нутро обрывки канатов, тряпье, брезент, людей, плавающие доски, целехонькую лодку, невесть откуда принесенную волной, потом опали, и сделалось тихо. «Императрицы Марии» не стало.

Была создана комиссия. Установить причину взрывов и пожара на «Императрице» комиссия не смогла – высказала лишь несколько предположений, в том числе и диверсию...

Уже позже, в советское время, в 1933 году была создана еще одна комиссия, которая тщательно исследовала документы, проутюжила дно северного рейда в поисках обломков – кое-что, естественно, нашла, хотя корабль был поднят на поверхность через полгода после трагедии и к 1927 году распилен на металл, – сопоставила с бумагами, добытыми нашей разведкой, и сделала вывод: против «Императрицы» была совершена диверсия. Руководил диверсией германский разведчик В. Верман.

Кстати, версии о том, что здесь поработали вражеские диверсанты, а русская служба, призванная охранять флот от «тараканов», как обычно, «лопухнулась», придерживался и сам Колчак.

Он сказал:

– Как командующему мне выгоднее предпочесть версию о самовозгорании пороха. Как честный человек, я убежден: здесь диверсия.

Кстати, в официальном заключении, утвержденном морским министром И. К. Григоровичем, было указано на «сравнительно легкую возможность приведения злого умысла в исполнение при той организации службы, которая имела место на погибшем корабле».

Флот не досчитался трехсот человек – одни ушли на дно вместе с «Императрицей», другие умерли от ожогов и ран в госпитале.

Угрюмый, черный как грач, похудевший, носатый Колчак пришел вечером домой, не раздеваясь, упал в кресло, вытянул ноги.