– Не дергайся, видим! – Мерион, сорвав со своей поясницы автомед, задрал ее куртку и прилепил его Хвостику на живот. – Все будет в порядке, слышишь? А где Ольгерд?

Беата, обмякнув, всхлипнула и, с трудом шевеля губами, прошептала:

– Не знаю, Дед… Я его так и не почувствовала… Два раза по кругу обошла… Пока Вовка не поломался… А потом сидела, как дура, рядом с ним… Волки, Дед…

Кинув взгляд на кровавые пятна вокруг, Мерион удивленно спросил:

– Какие волки, Хвостик?

– Голодные… – разозлилась Беата. – Убивала и сталкивала вниз… Посмотри там, под скалой, если не веришь… Да плевать на них, просто отойти от Вовки не давали… Куда ты меня тащишь?

– В бот… Подлечиться тебе надо, девочка моя…

– А Ольгерд? Я останусь, слышишь? – Беата вырвалась из рук Мериона и… потеряла сознание.

– А с ней что? – подхватив падающее тело, Дед аккуратно забрался в бот и положил его на разложенное Манышем кресло.

– Крайняя степень истощения. Воспаление легких. Тяжелое сотрясение мозга. Сломанные ребра и запястье. Ушибы внутренних органов… – подключая автомед Беаты к системам корабля, пробормотал Маныш. – Усыплю ее, пожалуй… А то взбунтуется…

– Сами доберетесь? – выбравшись из бота, спросил Мерион. – Я с ребятами поищу Ольгерда.

– Конечно. Держи коммуникатор. До связи… – Эол, выбросив наружу все три наших рюкзака, прошел в кабину и, не прощаясь, поднял машину в воздух…

Ощущение близости зверя появилось перед самым рассветом. Лениво открыв глаза, я посмотрел в сторону скальной полки, со стороны которой вскоре раздался тихий шорох, и криво усмехнулся – какой-то хищник семейства кошачьих, размерами покрупнее снежного барса, возвращался в свое логово.

«Может, перекусить?» – подумал я и, прислушавшись к своему желудку, понял, что кушать нет никакого желания. Мало того, мысль о том, что надо что-нибудь укусить, вызвала легкий приступ тошноты.

– Все хреновее и хреновее… Интересно, сработает автомед и эта хрень в крови, которую оставили нам в подарок Дебора и Джо, или нет? – в сотый раз пробормотал я, и снова прикрыл глаза: они здорово слезились, а в прикрытом состоянии боль была не такой острой и в общем-то терпимой.

А вот жжение в пояснице за последние сутки стало практически невыносимым. Вообще, по моим ощущениям, в моей крови вирус развивался быстрее – Иор к моменту, когда я его отпустил, чувствовал себя значительно лучше.

Иногда, устав терпеть боль в одной и той же точке, я переставлял прибор на другие части тела и «отдыхал», остужая спину снегом. Правда, для того, чтобы получить такую возможность, пришлось бросить облюбованное место и перебраться поближе к леднику. Правда, в результате я перестал чувствовать Вовку и Беату, но возможность охлаждать спину того стоила. Наверное.

Морально устав от нарастающей боли, я пытался отвлечься на лагерь этих чертовых иномирян, но созерцание бардака, воцарившегося в их лагере после появления там Иора, никакого морального удовлетворения не приносило: осознание того, что с каждой минутой количество инфицированных этим вирусом все увеличивается и увеличивается, здорово действовало на нервы. И даже мысли о том, что если верить моему пророческому сну, зараженные им люди вот-вот взлетят на воздух, а, значит, и его распространение должно прекратиться, успокаивало мало.

«Слишком много смертей…» – думал я, глядя в долину после очередного взрыва возле их заграждений, и закрывал глаза. До следующего взрыва или звука выстрела. И возвращался мыслями к Маше, Самирчику и ребятам, оставшимся без присмотра.

«У меня не было выбора…» – пытался убедить себя я и сразу же понимал, что выбор должен был быть… Например, пристрелить Иора, завалить его тело камнями и спокойно таскать к нему бревна или что-нибудь вроде цемента. Шанс заразиться оставался все равно, но он, как мне теперь казалось, был поменьше. Впрочем, было уже поздно. Поэтому я насильно заставлял себя думать о чем-нибудь хорошем и вспоминал Землю и знакомство с Машей…

– О черт! – Острая вспышка боли в правом бедре заставила меня приоткрыть глаза и удивленно уставиться на силуэт снежного барса, замершего неподалеку: зверь, с ненавистью глядящий на меня, был стар и невероятно худ. Свалявшаяся шерсть висела клочьями, а когда-то широченные лапы дрожали от слабости. Кровь, капающая с его морды, заставила меня посмотреть на свою ногу и выругаться: эта скотина, почувствовав, что я болен, решила сожрать меня заживо!

– Иди сюда, гад! – потянувшись рукой к мечу, пробормотал я и вдруг сообразил, что барс стал разносчиком вируса! – Кис-кис! Я – болен! Слаб! Меня можно есть… Иди сюда, сука… Видишь, я уже не шевелюсь…

Притворившись потерявшим сознание, я прикрыл глаза, наблюдая за барсом в щелочку между ресницами. Однако, несмотря на мои уговоры и последующую неподвижность, он вдруг засомневался в своих силах, немного поколебался и… медленно поплелся к своему логову!!!

– Ну и урод же ты! – поняв, что приманить его не удастся, я кое-как встал на ноги и, собравшись с силами, поплелся за ним следом.

Такое поведение его недавней жертвы зверю явно не понравилось – молнией пролетев по склону, он юркнул в щель между камнями и пропал. Пришлось мне лезть вслед за ним…

До первой развилки я добрался минут через двадцать и схватился за голову: я точно знал, куда уперлась эта скотина, но мысль о том, что, сделав круг, барс может выбраться наружу, мне что-то не понравилась. Там, вдалеке, два ответвления могли соединяться, а дать заразе вырваться в большой мир в мои планы не входило.

– Что ж, братан, я подожду… Хорошо бы, чтобы у тебя не нашлось другого выхода. А я – парень терпеливый…

Часа через четыре я понял, что другого выхода у барса нет – я чувствовал его метрах в двадцати впереди, как и я, чего-то ждущего.

А потом я первый раз потерял сознание от боли. Ненадолго – минуты на две-три. По крайней мере, мне так показалось. Приподняв разбитое от удара о каменный пол лицо, я прислушался к своим ощущениям и понял, что до кризиса осталось не так много. Пришлось шевелить мозгами, а потом ползти обратно, к месту, где я обползал россыпь довольно крупных камней: надо было перегородить пещеру, чтобы барс умер в ней независимо от того, выживу ли я или нет…

…Работа заняла довольно много времени – катать камни, стоя на коленях и локтях, и то и дело царапая затылком потолок, было, мягко выражаясь, неудобно. Зато несколько часов я смог почти не думать о будущем, из последних сил достраивая эту чертову загородку. Задвинув на место последний камень, я мстительно ухмыльнулся в сторону сопящего где-то в темноте барса и пополз к выходу из пещеры, решив, что заставить себя попить я как-нибудь смогу.

Подползая к выходу из пещеры, я почти уговорил себя немного перекусить, и в этот момент меня тряхнуло. Закрытые глаза обожгло болью даже через веки. А еще через мгновение я потерял сознание.